Тени нашего прошлого. История семьи Милтон - Сара Блейк

– Миссис Милтон. – Официантка поставила перед Китти тарелку.

Присс торопливо вытерла глаза.

– Миссис Хотон.

Присс кивком поблагодарила официантку, но не притронулась к еде и не поднимала взгляда.

– Жизнь только одна, Китти, – с грустью прошептала она. – И в ней один шанс. Можно поступить правильно. Или неправильно. И мы этого не знаем, пока мчимся по жизни. Никогда. А однажды понимаешь, что…

Она подняла взгляд на Китти, которой ничего не оставалось, как кивнуть.

– Мама!

Китти встряхнулась и повернула голову к Джоан, сияющей, но мокрой. Дождь оставил влажные потеки на ее юбке. «Ничего страшного», – подумала Китти. Фотографировать будут не ее. Девушка, которую к ним приставили, принесла пушистое белое полотенце, и Джоан энергично растерла руки.

– Привет, мама. – В дверях салона появилась Эвелин, непринужденная, в абсолютно сухой одежде – она взяла такси. За ней вошла Сара Пратт, мать жениха.

– Я слышала, она устроилась на работу в «Брентано», – говорила Сара Пратт. – Несмотря на то, что до свадьбы осталось всего два месяца.

– Кто? – Китти заставила себя улыбнуться. Сара так и не выучила простых правил относительно начала, середины и окончания разговора. Каждый разговор она начинала как попало и зачастую не заканчивала.

– Так что вам повезло, – заключила Сара Пратт, обнимая Китти.

Китти кивнула, недоумевая, чему это Сара завидует.

– Кто устроился на работу? – спросила она.

– Эмми Лорд.

– Ага. – Наконец Китти поняла. – Как легкомысленно.

– Что именно? – спросила Джоан и взяла мать под руку.

– Эмми Лорд пошла работать в тот момент, когда она очень нужна матери.

– Но это же программа обучения, – заметила Эвелин. – Ей пришлось.

– Эгоизм – вот как это называется, – заявила Сара. – Начать с того, что у Эмми Лорд нет никакой необходимости работать, и уж точно не за шесть недель до собственной свадьбы.

– Может, ей так хочется, – сказала Джоан, бросая полотенце на спинку маленького кресла.

– Хочется… – презрительно произнесла Китти и перевела взгляд на мистера Бакарака, который шел к ним, вытянув руки.

Джоан посмотрела на Эвелин, выгнув бровь, и та улыбнулась ей в ответ.

– Эвелин, – сказала Китти, поворачиваясь к дочери. – Твое платье готово.

Маме важно, чтобы везде был идеальный порядок, подумала Джоан, а Эвелин идеальна и в полном порядке. А самое лучшее – Джоан скрестила руки на груди, наблюдая, как сестра идет в гардеробную, кивая и улыбаясь маленькому вежливому мужчине, который делал все свадебные фотографии, каждое воскресенье появлявшиеся в «Таймс», – что Эвелин влюблена. Открывая две последние страницы газеты и разглядывая девушек, которые смотрят на тебя с постановочных черно-белых снимков, девушек из Верхнего Ист-Сайда, Гринвича и Ойстер-Бэй – от мисс Барр до мисс Латроп и от мисс Шулер до мисс Саутворт, – невозможно быть в этом уверенным. Но Пратты были давними друзьями семьи и вдобавок из Гринвича, по другую сторону пролива Лонг-Айленд, друзьями, которые, как и Милтоны, покинули Нью-Йорк еще в тридцатые в поисках деревьев и лужаек в часе езды на поезде от города.

Можно было предположить, что Дикки влюбится в Джоан – она была старшей, – но взгляд Дика скользнул по старшей Милтон, остановился на ее двенадцатилетней сестре и уже не отрывался от нее. Эвелин выросла под этим взглядом, медленно раскрываясь ему навстречу, – когда тоже уехала в Фармингтон, когда тряхнула головой в ответ на его приглашение на выпускной бал в Йеле, но потом писала ему каждый день, пока он был в Корее; поэтому, после того как Дик вернулся с войны, ответом могло быть только «да».

Это придавало их истории приятный оттенок неизбежности, словно она была написана давным-давно, а фраза «созданы друг для друга» означала, что две души, выросших в одних водах, слепо плывут в объятия друг друга и, встретившись, соединяются в чистой радости с примесью триумфа. Наблюдая за Эвелин и Дикки, Китти всегда сравнивала их с победителями забега. В последние дни младшая дочь буквально цвела и лучилась уверенностью. Она добилась успеха. Молодец.

– Превосходно, – улыбнулась Китти своей младшей дочери, которая вышла к ним в белом шелковом платье, обхватывавшем и подчеркивавшем тонкую талию, с красивой линией плеч, мягко спускавшейся в блестящую ткань рукавов.

– Да, – согласилась Джоан, улыбаясь Эвелин, которая вытянула обе руки вперед и поворачивалась перед зеркалом, чтобы видеть, как складки шлейфа с шуршанием летят над светлым ковром.

Дождь на улице прекратился так же внезапно, как и начался; капли на окнах сверкали и скатывались вниз по стеклу. И, оставшись одна, Джоан вдруг почувствовала, как сердце ее переполняется благодарностью.

Воспоминания о девушке, прислонившейся к перилам балкона на Пенсильванском вокзале за мгновение до того, как сестра взяла ее под руку, снова и снова возвращались к Лену на протяжении нескольких недель, обрушиваясь на него внезапно, словно обрывки песни, которую он даже не помнил. Интересно, увидятся ли они снова, размышлял он и приходил к выводу, что нет. Он вспоминал слабое биение пульса у нее на шее, когда она лежала на полу вокзала, приходя в себя. Вспоминал ее руку в своей руке. Если верить фильмам, то любовь настигает тебя как удар молнии. Раньше он думал, что фильмы лгут.

Теперь же каждый день, сидя за рабочим столом, а затем шагая по раскаленному от зноя Манхэттену, Лен понимал, что никакой фильм не способен отразить всю глубину этого чувства. Он был потрясен до самого основания, словно расколот надвое, – и хотел, чтобы эта молния ударяла его снова и снова. Встряхнувшись, Лен занялся отчетами, разложенными перед ним на столе.

В отличие от своего партнера Джека Хиггинсона, презрение которого явственно проявилось в тот день в кабинете мистера Милтона, Огден Милтон, вне всякого сомнения, стремился извлекать прибыль из мозгов человека вне зависимости от его происхождения. За те несколько месяцев, что Лен проработал в фирме, Огден Милтон дал ему ясно понять свое расположение, уделяя ему все больше и больше внимания. За ним внимательно наблюдали, это было очевидно, и теперь, в самый разгар лета, когда июнь подходил к концу, Лен почувствовал потенциал для роста и решил, что примет предложение мистера Милтона, брошенное ему в конце их первой встречи. Если удастся убедить Милтона дать ему зеленый свет, он покажет старику тропинку – Лен в этом не сомневался – к широкой и прибыльной магистрали возможностей.

Поэтому в один из дней в конце месяца он вслед за миссис Мичем вошел в комнату, где хранились папки со всеми транзакциями банка «Милтон Хиггинсон» и вежливо кивал, выслушивая ее инструкции – естественно, выносить ничего нельзя, мистер Леви, – а затем улыбнулся, когда она вышла, а он остался посреди канцелярских шкафов, занимавших все четыре стены. «Наверное, здесь найдутся десятки подходящих компаний», – подумал он. Лен точно знал, какого рода компанию он предложит мистеру Милтону: среднего размера, за пределами Манхэттена, с солидной выручкой. Компанию, которая хочет вознаградить своих работников и которой руководят люди, считающие себя прогрессивно мыслящими, способными на добрые дела – практичными, но добрыми. Он открыл ближайший шкаф и достал несколько папок, сунул под мышку, выключил свет и закрыл за собой дверь.