Пустошь. Дом страха - Блейк Крауч

Уолтер приставил дуло пистолета к груди Орсона.

– Не надо, – спокойно произнес я. – Сиди и не вмешивайся.

– Когда я нажму на спусковой крючок, – сказал Орсону Уолтер, – сила удара пули в твою грудь будет такой, что у тебя, скорее всего, остановится сердце. Как тебе это нравится, Орсон?

– Наверное, я почувствую то, что почувствуют твои жена и дети. И поверь мне, Уолтер: ты можешь меня прикончить, но тогда я не остановлю Лютера.

– Убери пистолет, твою мать! – приказал я. – Так это дело не решить!

– Он говорит о моих родных!

– Он лжет. Он все нам расскажет.

– Я не лгу, Уолтер. Рассказать тебе, что собирается сделать с твоими близкими Лютер, или пусть это станет для тебя сюрпризом?

Уолтер стиснул зубы, трясясь в бешеной ярости.

– Повторять я не буду, – сказал я. – Убери пистолет!

– Ступай к такой-то матери, Энди!

Достав из поясной сумки «Глок», я направил его на своего лучшего друга.

– Я не дам тебе его застрелить. Только не сейчас. Если ты его убьешь, мы никогда не узнаем, где Лютер. Ты навлекаешь смертельную опасность на своих близких.

– Если он умрет, может быть, Лютер оставит нас в покое. Орсон делает все это только потому, что я знаю про него.

Мой друг передернул затвор.

– Уолтер, ты сейчас немного не в себе, поэтому просто…

Я подался вперед, чтобы забрать у него пистолет, но он отпрянул назад и навел «кольт» на меня.

– Убери пистолет.

Мой палец лег на спусковой крючок.

– Ты собираешься меня убить? – распаляясь, сказал Уолтер. – Ты не отец. Тебе этого не понять. – Он снова направил пистолет на моего брата. – Считаю до трех, ты, дерьмо!

– Валяй!

– Один.

– Уолтер!

– Два.

– Если убьешь его, ты убьешь своих близких!

Прежде чем Уолтер досчитал до трех, Орсон поджал колени к груди и ударил по спинке моего кресла. Дернувшись вперед, я налетел на приборную панель, непроизвольно сгибая указательный палец. Хотя звук выстрела я не услышал, «Глок» дернулся у меня в руке.

Уолтер упал спиной на рулевое колесо, и громкий звук клаксона разорвал ночную тишину. Я снял обмякшее тело своего друга с руля, и он повалился на меня, обливая кровью и мозгами.

Я заплакал; Орсон расхохотался.

Я закончил зарывать Уолтера за несколько минут до пяти часов утра. Сквозь полог сосен пробивался первый свет, и скоро белый «Кадиллак» будет отчетливо виден с шоссе – если уже не стал. Небо разгоралось с каждой секундой, и я чувствовал, как самообладание, наполнявшее меня всего несколько часов назад, улетучивается. Возвращаясь к машине в комбинезоне, задубевшем от замерзшей крови Уолтера, я думал о том, как же легко я сломался.

Когда я вышел из леса, мимо промчались три машины, направляющиеся в Бристоль. Рассвело уже настолько, что я отчетливо видел черные силуэты гор на фоне неба, и тот, кто проезжал мимо, если б посмотрел в мою сторону, непременно заметил бы меня, бредущего по обочине к машине. На востоке над Атлантикой пробуждался новый день. Поднималось солнце. Луна скрылась уже несколько часов назад.

На переднем сиденье царило самое настоящее месиво – лужи крови на полу, левое боковое стекло забрызгано красным. Мне удалось хоть как-то отскоблить от стекла кровь и мозговое вещество, чтобы видеть дорогу. Измученный, я завел двигатель и, выехав на шоссе, направился на юг, обратно в Вудсайд.

Я ломал голову, как быть, если меня остановит полицейский патруль. Он сразу же обратит внимание на окровавленный салон и багровый синяк на месте моего левого глаза. Мне придется спасаться бегством. Другого выхода нет – разве что расправиться с полицейскими.

Вернувшись к дому Орсона, я загнал «Кадиллак» задом на дорожку и поставил его рядом с белым «Лексусом». Я был в ужасе от того, что машина останется в городе, который проснется через считаные часы. Однако альтернативы у меня не было. Необходимо отвести Орсона в дом, привести себя в порядок и определить, черт возьми, что делать дальше.

* * *

Устроившись на диване в гостиной в доме Орсона, я позвонил домой Синтии. Стояло погожее воскресное утро, одиннадцать часов, и ослепительные солнечные лучи проникали сквозь жалюзи в скудно обставленную комнату, с большим телевизором на столике из соснового дерева и шкафчиком компакт-дисков в углу. Орсон лежал напротив на таком же диване. Руки у него по-прежнему были скованы за спиной, ноги были связаны велосипедным замком, который я нашел в кабинете.

Синтия ответила после третьего гудка:

– Алло?

– Привет, Синтия!

– Здравствуйте, Энди! – Я безошибочно уловил в ее голосе волнение, и это меня насторожило. – Вы где? Все вас разыскивают.

– Кто это все?

– Полиция Уинстона-Салема дважды звонила мне в контору.

– Зачем я ей понадобился?

– Вы уже знаете про свою мать?

Синтия пожалела о том, что задала этот вопрос.

– А что с ней?

– О, Энди, я вам сочувствую…

– В чем дело?

– Три дня назад соседка обнаружила ее мертвой в своем доме. Кажется, в среду. Энди…

– Что произошло? – Я постарался сделать так, чтобы мой голос дрогнул. Как непричастный человек объяснит, почему он не расплакался, узнав о том, что его мать убита? Даже виновным удается выдавить слезы.

– Полиция считает, ее убили.

Уронив трубку, я изобразил всхлипывания. Затем снова поднес трубку к уху.

– Я слушаю, – сказал я, шмыгая носом.

– С вами всё в порядке?

– Не могу сказать.

– Энди, полиция хочет поговорить с вами.

– Зачем?

– Я… э… кажется… – Синтия вздохнула. – Дело крайне неприятное, Энди. Выписан ордер на ваш арест.

– Во имя всего святого, в чем меня обвиняют?

– В убийстве своей матери.

– О нет, нет, нет, нет!..

– Я знаю, что вы невиновны. Я вам верю. Но сейчас лучше всего просто поговорить с полицией и все выяснить. Где вы находитесь? Давайте я пришлю кого-нибудь за вами.

– Спасибо за все, Синтия.

Я положил трубку, рассуждая: рано или поздно мать должны были обнаружить. Орсон, ты опять меня подставил. Я посмотрел на своего брата, лежащего без чувств на диване. Скоро он придет в себя. До тех пор, пока я это не улажу, у меня не будет дома. На самом деле, возможно, я больше вообще никогда не вернусь домой.

* * *

Орсон пробудился вскоре после полудня, раздетый догола, на деревянном стуле у себя в гостиной. Наручники сковывали его руки за спинкой, а веревка привязывала его ноги к ножкам. Я закрыл дверь, опустил шторы и включил телевизор на полную громкость.