Западня Данте - Арно Делаланд

Пьетро взял женщину за плечи:

— Анна, у нас мало времени.

Она растерянно смотрела на него. Оба дрожали.

— Где Оттавио?

— Ушел, — ответила Анна. — Иначе я ни за что не позволила бы вам подняться. Но может вернуться в любой момент… Это сущее безумие — пытаться снова меня увидеть! В тот день, когда мы встретились на Мерчерии, я думала, что умру! И все же я знала… У меня была некая… уверенность…

Черная Орхидея оглядел комнату.

— Можете мне сказать… Где его кабинет?

Анна изумленно стиснула его руки:

— Что?!

— Покажите мне его рабочий кабинет, прошу вас! Быстро! Я потом все объясню.

Поколебавшись, Анна направилась к двери:

— Но что вы задумали? Вы же отлично знаете, что мои фрейлины неподалеку! И при малейшем шуме могут…

— Знаю я ваших дуэний! — процедил Виравольта. — Я буду действовать совершенно бесшумно, не сомневайтесь. Отведите меня в его кабинет, пожалуйста!

* * *

Анна взяла свечку и двинулась через обитый бархатом будуар. Сверкнула на миг освещенная пламенем Психея, стоящая на золотой подставке. Они обошли низкий диван, затем Анна прижалась ухом к другой двери и прислушалась.

— Это здесь.

Она медленно повернула ручку.

Пьетро направился к бюро и зажег вторую свечу, а Анна прошла к следующей двери и встала там, прислушиваясь.

— Поторопитесь! — встревоженно шепнула она.

«Одним выстрелом двух зайцев, — подумал Виравольта. — Если можно так сказать…»

Уж больно удачная возможность подвернулась.

Кабинет являлся одновременно библиотекой — вдоль стен тянулись стеллажи из темного дерева. Имелась тут и астролябия, которой, судя по всему, никогда не пользовались. На стенах висели десятки карт Венеции, свидетельства расширения и исторического развития города на протяжении веков. Венеция, город-страсть. Оттавио коллекционировал старинные карты. Портреты предков с самодовольными лицами и снисходительными взглядами взирали с суровой мрачностью на богатую обстановку из кедра и красного дерева. Комод с золотыми замками. Буфет с шестью ящиками. Секретер, заваленный распечатанными посланиями. И письменный стол длиной в шесть футов, который Пьетро и пытался сейчас вскрыть. Он пошарил под шляпой, в специально надетом парике с кармашком. Маска на лице мешала, и он сорвал ее. Зажав одну булавку во рту, а вторую в руке, Виравольта принялся вскрывать механизм замка, и прижавшаяся к двери Анна покрылась испариной. Ее дыхание участилось.

— Что вы ищете? И умоляю вас, быстрей!

Пьетро, тоже ощущая растущее напряжение, еще несколько секунд сражался с замком и издал победный крик, когда тот поддался.

Он выдвинул ящик. Не представляющий интереса мусор… Нож для разрезания бумаги… И перевязанный пурпурной лентой свиток пергамента. Пьетро придвинул канделябр и развернул пергамент на лежащей на столе кожаной подставке.

И не понял, что у него перед глазами.

Какой-то… план, покрытый виньетками, математическими символами, стрелками, направленными во все стороны. Расчет углов и гипербол, изображение фасадов неизвестных вилл, будто наброски спятившего архитектора. Расплывчатые изображения строений рядом с умелыми чертежами, сделанными по линейке, с хаотично разбросанными формулами. Пьетро прищурился. Два слова привлекли его внимание. «Паноитика» и особенно второе, написанное едва заметно на полях, словно карандаш или перо едва касались пергамента, но тем не менее каллиграфически: «Минос».

Он едва не вскрикнул, но, бросив взгляд на Анну, сдержался. Она вздрогнула.

Снизу послышался шум.

Анна в полной панике обернулась к Виравольте:

— Он вернулся!

Свеча в ее руке дрожала.

У Пьетро на раздумья было всего несколько секунд. Он рывком задвинул ящик, оставив там таинственный план. И принялся закрывать защелку замка. Анна, дрожа все сильнее, умоляюще глядела на него:

— Пьетро, ради всего святого!

Лоб Черной Орхидеи покрылся испариной.

— Сейчас, сейчас, — шептал он с зажатой в зубах булавкой. Второй булавкой ковырял в замке.

На лестнице послышались шаги.

— Анна? — раздался глухой голос, отлично знакомый Виравольте. — Анна, ты не спишь?

В глазах женщины плескался ужас. Канделябр дрожал в ее руке, грозя вот-вот выпасть.

— Сейчас… Пьетро!!!

— Анна?

Послышался щелчок. Пьетро поднял голову, отодвинул кресло от стола и задул свечу. Анна, приподняв подол сорочки, бегом пересекла кабинет, и они с Пьетро исчезли в будуаре в тот самый миг, когда Оттавио открыл смежную дверь. Сенатор на мгновение замер на пороге, настороженно прищурившись. Потом потер двойной подбородок и двинулся вперед.

Анна с Пьетро пересекли будуар, и Черная Орхидея поспешил к балкону. Но прежде чем перелезть через перила, повернулся к Анне и крепко обнял, прижавшись губами к ее рту:

— Мы еще увидимся, обещаю! Я люблю тебя!

— Люблю тебя! — выдохнула она.

Оттавио открыл дверь.

Плащ Пьетро метнулся через перила и растворился во тьме.

— Все в порядке, мой ангел? — с подозрением спросил Оттавио.

Стоявшая на балконе Анна повернулась. В небе появилась бледная луна. Ветерок играл занавесками. А на лице Анны Сантамарии сияла чудесная улыбка.

Проблема зла

Андреа Викарио, член Большого совета

О лжи в политике. Гл. XIV

Основным проявлением Зла в политике является ложь. Но поскольку Злу присуще хитроумие, ложь одновременно является и основой, и сутью политики: многие полагают, что лгать необходимо либо ради спокойствия народа, либо для того, чтобы народ в силу своего положения не смог чинить властям препятствий. Именно по этой причине любой режим действует по принципу одурачивания, начиная с обещания счастья и процветания, от выполнения которого власть потом всяческим образом уклоняется с невероятной ловкостью и умением. Утопическое заявление об отстаивании общих интересов как нельзя лучше соответствует стремлениям и чаяниям олигархических кланов, пекущихся лишь о своих собственных интересах. Сегодня я заявляю, что Афины мертвы и остался только человеческий эгоизм. Разве не Сатана является отцом лжи? И именно поэтому ему так комфортно в прихожих сильных мира сего.

Ландретто поджидал Виравольту на гондоле, которая должна была доставить их на виллу Андреа Викарио. Бал был костюмированным, и при других обстоятельствах Пьетро с удовольствием приударил бы за кем-нибудь, ну, или хотя бы поразвлекся, как в старые добрые времена. Но перспектива встречи с Эмилио Виндикати, переодетыми агентами Уголовного суда и недавно прибывшим послом Франции его мало радовала. Иностранные дипломаты в более или менее скрытой форме часто высказывали желание поучаствовать в празднованиях и полюбоваться красотами Венеции. Кстати говоря, город всегда поощрял такие вещи, потому что ассоциирующиеся с Венецией мечты об удовольствиях и счастье издревле лежали в основе ее репутации. В 1566 году был даже составлен каталог двухсот «самых достойных куртизанок Венеции» с адресами и расценками этих дам. Этот каталог давно уже циркулировал из-под полы даже в высших эшелонах власти. И сам Генрих III в свое время позволил себе воспользоваться услугами одной из дорогих куртизанок, Вероники Франко, дабы скрасить пребывание в Светлейшей. Дож, согласно этикету, естественно, не мог принимать участие в этих получастных-полуофициальных торжествах. И если прибытие нового французского посла совпало с празднованием Вознесения, это не повод забывать о государственных делах — собственно, к обсуждению текущих дипломатических проблем уже приступили. Обычно представителям других стран сразу по прибытии предоставляли роскошную парадную гондолу. Французам дали «Негронну». Но она появится только в разгар празднования Вознесения, когда посол будет присутствовать на официальных торжествах вместе с дожем. Высадившись в лагуне, Пьер-Франсуа де Вилльдьё — так звали посла — поспешил направить своего обер-камергера к шевалье дожа, дабы испросить аудиенцию и передать приветствие. Затем его секретарь представил сенату меморандум с инструкциями и копию верительных грамот. Данная церемония неизменно выполнялась тщательнейшим образом. После заговора Бедмара в прошлом веке патриции не были склонны поддерживать какие-либо связи с иностранными дипломатами, помимо официальных встреч на заседании Коллегии, советов или сената. И этим же объяснялось, почему дож и сьер де Вилльдьё настаивали на том, чтобы первые организованные для посла развлечения прошли без извещения широкой общественности о передвижениях уважаемого посла. Этому также способствовали тайные замыслы дожа и сложившееся чрезвычайное положение. Пьер-Франсуа де Вилльдьё весьма благосклонно отнесся к этой несколько пикантной игре, которую сам же отчасти и затеял, и потому весьма охотно принял в ней участие. Он взял с собой своего протеже, Эжена-Андре Дампьера, который намеревался вскоре выставить в базилике Сан-Марко свои полотна, привезенные в дар Венеции.