Переломы - Франк Тилье

И вдруг из темноты, откуда-то сзади, слышится вскрик. Короткий, как икота.

Этот крик доносится не из камер. Незнакомый женский голос.

Кажется, что истязателя внезапно охватила паника. Он быстро оборачивается и убегает в темноту. Слышны голоса, сдавленные крики, как будто кричащему зажимают рот. Там кто-то был, кто-то наблюдал за происходящим.

Потом доносится звук удаляющихся шагов.

Александр не знает, сколько времени проходит после этого. Человек появляется снова. Он встает в центр квадратного помещения и нервным жестом сжимает перед собой руки в перчатках.

— Извините, небольшая помеха… Ну так вот, наше собрание преследует весьма простую цель. Я хочу, чтобы по его окончании хотя бы один из вас подписал письмо.

И сразу же трое из четырех опускают глаза. Александр понимает, что лучше последовать их примеру, и утыкается подбородком в грудь.

Человек в капюшоне встает перед ним. Ну конечно. Ему нужен один из них.

— Перечитаем письмо для новичка? Поехали. Попрошу смотреть на меня!

Все поднимают головы. Палач разворачивает лист бумаги:

— Итак: «Я, нижеподписавшийся, господин такой-то или госпожа такая-то, находясь в ясном уме и в твердой памяти, настоящим разрешаю третьему лицу лишить меня жизни любым способом по его выбору. Смерть должна наступить в самое ближайшее время после подписания настоящего соглашения. В оставшееся до нее время я буду получать хорошее питание и уход, включая одеяло, освещение и темноту по моему желанию».

Он складывает бумагу и кладет ее в карман.

— И разумеется, мне нужна ваша подпись. В противном случае это будет нечестно.

Он подходит к Александру и хватает его за подбородок.

— Ты меня хорошо расслышал, К.? Теперь, когда мы познакомились поближе, мы можем перейти на «ты»?

Александр, мыча, трясет головой. Как это он его назвал — «К.»? Что это значит? Что палач избавляется от одного пленника и берет вместо него другого? Что он — следующий в списке? Он никогда в жизни не подпишет свой смертный приговор! Никогда, никогда!

Палач выпрямляется, руки в кожаных перчатках сжаты в кулаки.

— Наш малыш К. хочет оказать сопротивление? Наш малыш К. думает, что может победить того, кто сильнее? Наш малыш К. хочет в очередной раз меня разозлить? А ты знаешь, что страху можно научиться? Что с помощью страха я могу сделать из тебя что захочу?

Потом он хватает Александра за локоть и подтягивает к висящему человеку.

— Посмотри на него! Он самым чудовищным образом убил мать и младенца. И никто его за это не наказал. Через неделю после этого он улыбался во весь рот и играл в гольф, а несчастный муж и отец пытался лишить себя жизни, наглотавшись лекарств. Могу сказать тебе, что теперь ему страшно!

Он возвращает Александра на прежнее место, волоча его за собой, как мешок картошки, и берется за шевелящийся мешок.

— Кто подпишет? Прошу просто кивнуть головой! Никто?

Почему? Почему он требует подписи, а сам похищает и пытает людей? Почему бы ему не поставить подпись, ведь это так просто — написать эти чертовы буквы. К чему этот маскарад? О господи… Он думает, что честен, он считает себя по-настоящему порядочным, законопослушным. Вот почему он не наносит ударов, вот почему он старается никогда не причинять боль своими руками, вот почему называет всех просто буквами. Он не хочет иметь дела с людьми, с существами, обладающими личностью.

Он подходит к подвешенному, которого называет Ж.

— Покажи на кого-нибудь подбородком.

Ж. трясет головой, опускает голову все ниже. Кажется, что его тяжелый череп вот-вот отделится от туловища. У него уже не осталось сил, чтобы бороться с силой тяжести.

Человек в капюшоне стискивает пальцами его щеки:

— Покажи на кого-нибудь, я тебе сказал! И я отпущу цепи. Если не покажешь, я оставлю тебя висеть, пока не сдохнешь.

Александр больше не может этого выносить, он дергается, пытается разорвать веревки. Он падает на бок и хрипит через кляп: «Нет, я не умру, падаль! Делай со мной что угодно, но я никогда не подпишу твою поганую бумажонку!»

Пораженный этими неразборчивыми звуками, тюремщик оборачивается. Подвешенный человек, Ж., широко открывает глаза. Он решительно трясет головой и тоже пытается сопротивляться. Вдруг его тело напрягается, и он пятками бьет палача в голову. Тот отлетает на несколько метров назад, натыкается на скорченный труп и падает.

Охваченный внезапной надеждой, Александр вновь пытается порвать свои путы. Запястья горят. Не прекращая борьбы с собственным организмом, он пытается кричать через тряпку, призывает двух других попытаться освободиться. Но они не сдвигаются ни на миллиметр. Они даже опускают головы.

Слишком поздно. Человек в капюшоне встает.

— Вы даже не представляете, что я могу сделать с вашим жалким маленьким мозгом, даже не прикасаясь к вам.

Он резко поднимает свой мешок и идет к Ж., который больше не дергается. Именно ему предстоит взять всю вину на себя, расплатиться за других. Но палач неожиданно поворачивается. Он направляется к Жюстине Дюмец. К самой спокойной из всех, к самой слабой, к самой истощенной.

Он подносит мешок к голой ноге женщины.

Когда ступня Дюмец исчезает под холстиной, женщина отчаянно таращит глаза. Она рыдает, она молит о чем-то через кляп. Потом поспешно кивает головой. Кивает, кивает…

Никто больше не шевелится. Палач отодвигает мешок, вынимает кляп у нее изо рта.

— Что ты сказала, Е.?

Александр, не в силах пошевелиться, прижимается лбом к ледяному полу. И, словно в плохом фильме ужасов, все слышат:

— Подпишу… Я подпишу…

Жюли Рокваль отключает мобильный телефон и со злостью швыряет его на пассажирское сиденье. Лучше не придумаешь — больной кататонией сбежал из клиники Фрейра! По словам Жерома Каплана, он выпрыгнул из окна, пробежал несколько сотен метров, угнал машину и исчез. Настоящий Гудини. Жюли вспоминает существо, похожее на мраморную статую, куда более безобидное, чем статуя Будды. Как это он вдруг сумел удрать из учреждения, которое должно было бы уберечь его от такого рода неожиданностей?

Жюли все больше и больше убеждается в том, что ее впечатления правильны: с Люком Грэхемом что-то неладно. Ведь кто находился в палате, когда все случилось? Кто сделал все возможное, чтобы отложить тест с ривотрилом? Кто приехал рано утром, надеясь оказаться один на один с больным? Кто раз за разом уговаривал ее уйти из палаты, вернуться домой? Таинственный Люк Грэхем.