Исчезающая лестница - Морин Джонсон

Так что они шаг за шагом все больше углублялись во мрак.

— Слушай, — негромко сказал Дэвид, — я тут подумал… может, давай забудем о прошлом?

Стиви на мгновение застыла в нерешительности, отняв руку от его рубашки на спине.

— О чем это ты? — спросила она.

— Может, мне надо было тебе самому все рассказать, чтобы тебе нечего было копать. Хочешь что-то обо мне узнать? Или, может, о моем отце? Хочешь прояснить все моменты, без единого исключения?

Неужели он решил сделать это сейчас? В глухой щели под землей?

Хотя в этом был определенный смысл. Их окружал мрак. Видеть друг друга они не могли. Слышать их тоже никто не мог — даже Нейт, от которого они теперь слишком далеко отошли. Обстановка была донельзя укромная.

— Почему бы и нет? — сказала она.

— Я никому не говорю, что мой отец — Эдвард Кинг, потому что он Эдвард Кинг. А еще не говорю потому, что вся эта история слишком жалкая. Как всегда при разводе.

Стиви не была до конца уверена, что внезапная нехватка воздуха в тоннеле стала плодом ее воображения. Хотя, может, и так.

— Моя мама была менеджером по работе с гостями на роскошном курорте в округе Марин, — начал Дэвид, — устраивала уик-энды с дегустацией вина, спа-мероприятия и выезды для игры в гольф. Туда на какое-то событие приехал Эдвард Кинг, по-моему, учредить очередной фонд, и они с Бекки встретились глазами. Он еще не был сенатором, так, политик местного масштаба, хотя и быстро идущий в гору, и ему еще только предстояло стать важной птицей. Мама была очень красива. А Эдвард Кинг — богат. Бекки не то чтобы банально погналась за деньгами, скорее… в общем, если этих денег у тебя нет, ты не становишься от этого умнее. Она считает, что люди с деньгами… не то чтобы лучше, но… полноценнее, что ли. Не думаю, что она вбила себе в голову, будто можно стать богатым, ничем этого не заслужив. Что, вообще говоря, странно, потому как она сталкивалась с состоятельными людьми по работе и должна была знать, что это не так. Она не глупа, но не без тараканов в голове. Ты никогда не поладишь с Эдвардом Кингом, если считаешь себя великой. Так что серьезным эмоциональным выбором это назвать было нельзя.

Он на мгновение умолк, и Стиви задумалась о том, что же, в сущности, происходит. Она не видела не то что его лица, но, по сути, даже спины, хотя при этом могла сказать, что едкий тон его голоса был напускной. Он говорил во мрак, потому что так было проще, потому что его нельзя было увидеть, когда он выдавал свои тайны. Даже если физически между ними ничего не происходило, для них наступил самый сокровенный момент из всех, какие они только когда-либо переживали.

— Нельзя, — сказала она, когда повисла мучительная пауза.

— Совершенно верно, нельзя, — согласился он. — Они на скорую руку поженились, устроив сомнительную церемонию для узкого круга своих в кабинете какого-то судьи, а через семь месяцев на свет появился я. Эдди поселил Бекки и меня в своем доме в Харрисбурге, а сам отправился в округ Колумбия, дальше строить карьеру. На том любовь и закончилась. Я стал результатом самого значимого траха в жизни Эдди. Капитан Личная Ответственность заплатил по счетам. Не помню, чтобы он особо присутствовал в моей жизни. Может, разве что на Рождество. Время от времени он вытаскивал нас, используя в качестве реквизита в ходе тех или иных мероприятий, но потом это прекратилось. Бекки злилась, изнывала от безделья и вскоре начала пить. Однажды, когда мне было лет девять, я услышал, как полилась вода. Я играл в «ИксБокс», но по привычке слушал. Когда живешь с алкоголиком, без этого никак. Вода лилась слишком уж долго. Я поднялся наверх. Ковер в коридоре насквозь промок, из-под двери ванной хлестала вода. Бекки пошла туда с бутылкой «Шабли» и отключилась. Она вся была красная как рак: кран с горячей водой был открыт до отказа. Мне пришлось вытащить ее и окатить холодной водой: из-за ожогов. Она так и не пришла в себя. В итоге я позвонил Эдди, но попал на его помощника, который велел мне позвонить в Службу спасения, 911. Приехала скорая. В конце концов все обошлось: Бекки просто напилась и получила незначительные ожоги. Поздним вечером позвонил Эдди, велел первым делом его не беспокоить, но держать его помощника в курсе того, что происходит с мамой. Мне пришлось это стерпеть. В ту ночь я решил, что Эдвард Кинг может идти на хрен, причем навсегда. Это как раз один из тех моментов, которые мне в тебе сразу понравились: ты тоже знала, что Эдвард Кинг может навсегда идти на хрен. Обладать таким качеством просто здорово.

Стиви заметила, что он замедлил шаг. Она держала руку у него на спине и даже слегка нажимала, убеждая в своем присутствии.

— Когда мне было десять, Бекки забеременела — не иначе как по волшебству. Отцом ребенка был не Эдди. То есть… Я, конечно, не хвастаюсь, но до девяти считать умею. А Эдди отсутствовал все девять месяцев до того, как моя сестренка Элисон появилась на свет. Ее папашей наверняка стал тот парень из законодательного органа штата, который ходил в фитнес-клуб Бекки. Пару раз он был у нас дома. Я не запомнил его имени, поэтому звал просто Чад. Прямо в лицо. Сразу после рождения Элисон Чад ушел из законодательного органа, а потом исчез из штата. С женой Эдварда Кинга просто так спать нельзя. После чего Эдди и Бекки мило и по-тихому развелись.

— А как об этом никто не узнал? — спросила Стиви. — Я имею в виду, что он когда-то был женат?

— В этом и заключается магия Эдварда Кинга, — ответил Дэвид, — он проследил, чтобы мы уехали до того, как в его кампании произошли большие перемены. И женился на Тине, бывшей стажерке Тине, если назвать ее полным титулом. Для предвыборной кампании она восхитительная жена. У нее превосходные зубы. Превосходные, большие и белые. Выглядят так, будто ей в рот напихали кучу выдвижных кухонных ящичков. Я не далеко зашел в своих откровениях?

— Вообще-то… порядочно.

— На наше счастье, мы подошли к концу, — сказал он и остановился. — В буквальном смысле этого слова. Я имею в виду конец тоннеля.

— Дай я посмотрю.

— Как? Я даже повернуться не могу.

— Тогда нагнись.

Дэвид присел на корточки, и Стиви посветила фонарем на стену. Там уходила вверх небольшая — всего восемь ступеней — металлическая лестница, упиравшаяся в круглый люк.

— Свети на нее, — произнес он и опять встал.

Он поставил свой фонарь на землю, дернул лестницу, проверяя ее, поднялся наверх, вытянул руку, ощупал люк и с силой на него надавил.

— Бесполезно, — сказал Дэвид, — хода нет. Долгий и мрачный путь в никуда. Но тоннель хороший.

И слез обратно. Стиви опустила фонарь, чтобы не ослепить его. На мгновение они встали в темноте лицом к лицу, хотя на самом деле не могли видеть друг друга. Девушка повернула фонарь к земле.

— Почему ты решил мне обо всем этом рассказать? — спросила она.

— Я же сказал тебе: забыть прошлое.

— Но почему?

— Потому что… отец испоганил всю мою жизнь. А теперь строит карьеру, поганя ее всем остальным. Но у него ничего не выйдет. И тебя он не получит. Звучит убого, но ничего другого у меня нет.