Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

Доминик заметил, что улыбается – и это в такой-то горестной ситуации! Глазам Юнити было далеко до той красоты, которой обладали глаза Виты. Но мисс Беллвуд была сладострастна. Вспомнив ее тело и губы, Кордэ поежился.

– В них не было ничего удивительного, – ответил он в общем-то чистую правду. – Ваши глаза куда красивее. – Он не стал обращать внимание на выступившую на щеках хозяйки дома краску. – Трудно поверить, чтобы Рэмси нашел ее привлекательной. Он терпеть не мог ее мнений. Этого ее вечного критиканства…

Доминик по-прежнему держал руку Виты, и она не выпускала его пальцы.

– Если она обнаруживала чью-то ошибку, – продолжил он, – то не могла смолчать и всегда с удовольствием выкладывала свое мнение. Что не располагает собеседников к романтическим идеям.

Внимательно посмотрев на него несколько секунд, миссис Парментер наконец проговорила:

– Так вы действительно не считаете ее привлекательной… Она была резковата, не правда ли? Даже жестока в словах…

– Очень жестока! – Священник выпустил ее руку. – Не думаю, что вам следует бояться этого. Такое поведение абсолютно не соответствует вашему мужу, тому человеку, которого мы с вами знаем.

– Они много работали вместе… – Вита никак не могла избавиться от своего страха. – Она была молода и… очень…

Доминик понимал, что она хочет этим сказать, пусть даже и не решалась произнести эти слова. Физически Юнити была весьма привлекательной.

– На самом деле это не совсем так, – заметил Кордэ. – Рэмси работал в своем кабинете, a она часто трудилась в библиотеке. Они совещались только в том случае, когда это было действительно необходимо. И всегда в присутствии слуг. По сути дела, мы с Мэлори находимся здесь почти так же долго, как и Юнити. Дом полон народа. Не говоря уже о Клариссе и Трифене… Питту должно быть известно и это.

Слова его явно не принесли Вите покоя. Тревожная морщинка по-прежнему лежала между бровями женщины, а лицо ее оставалось бледным.

– Быть может, вы замечали нечто, свидетельствующее о подобном обороте событий? – спросил священнослужитель, почти не сомневаясь в том, что она ответит отрицательно.

Он просто не способен был представить себе, чтобы между Рэмси и Юнити завязались какие-то иные отношения, кроме знакомых ему крайне официальных и враждебных. Во всех тех случаях, когда Кордэ случалось видеть их вдвоем, они были или заняты работой, и их разговор касался чисто академических проблем, часто затрагивая те или иные разногласия между ними, или же он носил официальный и достаточно холодный характер. Многочисленные расхождения во мнениях старательно скрывались под внешней вежливостью, укрывавшей заодно резкости мисс Беллвуд, стремившейся непременно доказать свою правоту. Юнити всегда получала удовольствие от собственных выпадов и никогда не упускала подобной возможности. Она не щадила ничьих чувств. Возможно, это свидетельствовало о ее интеллектуальной целостности. Впрочем, с точки зрения Доминика, эта черта характера скорее указывала на детское стремление к победе.

Рэмси же с трудом признавал поражения в любом вопросе. Он прятал свое неудовольствие под маской напускного безразличия, однако обида все же сквозила в его поджатых губах и затянувшемся молчании. Любая физическая связь между ними казалась просто немыслимой.

– Нет… – покачала головой Вита. – Нет… я ничего не замечала.

– Тогда и не верьте этим мыслям, – заверил ее собеседник. – Не позволяйте им даже войти в вашу голову. Это ниже достоинства вас обоих.

Призрачная улыбка вновь коснулась губ женщины. Глубоко вздохнув, она посмотрела на Кордэ:

– Вы так добры, так ласковы со мною, Доминик… Я даже не знаю, что делали бы все мы без вашей надежной руки. Я верю вам, как никому другому.

– Благодарю вас, – произнес мужчина с приливом такого удовольствия, которое не могли смягчить окружающие обстоятельства.

Быть в доверии – как долго он стремился к этому! В прошлом Доминик не был таким, да и не заслуживал доверия. К тому же он слишком часто ставил собственные потребности и желания впереди всего остального. Он редко бывал недоброжелательным – скорее был самовлюбленным, бездумным, словно ребенок, повинующимся импульсу. Но с тех пор, как Рэмси подобрал Доминика, его желания изменились. Он ощутил вкус одиночества, осознав, что те, кто ценил его, делали это исключительно ради его красивого лица и тех своих потребностей, которые он мог удовлетворить. Его уподобляли хорошей трапезе, которую алчут, съедают – и забывают. Бессмысленно, не касаясь ничего вечного.

Но Вита доверяла ему. Она была знакома с несчетным количеством добрых и ученых людей, посвятивших свою жизнь помощи другим, и все же ощутила, что он обладает силой и честью. И Доминик вдруг понял, что улыбается ей.

– Нет ничего такого, чего я желал бы в большей степени, чем послужить вам утешением в эти страшные дни, – проговорил он с подлинным чувством. – Я сделаю все, что в моих силах, только скажите. Я не могу сказать, что случится дальше, но могу пообещать свою поддержку, в какой бы форме она ни потребовалась, и обещаю быть рядом с вами.

Наконец миссис Парментер несколько расслабилась, и тело ее приняло свободную позу, словно с плеч ее соскользнула тяжесть. Напряжение оставило ее спину, и даже на щеках женщины появился легкий румянец.

– Благословен тот день, когда вы появились в нашем доме, – проговорила она негромко. – Вы будете нужны мне, Доминик. Я очень опасаюсь того, что может выяснить этот полисмен. O, я полагаю, вы правы, что у Рэмси не было никаких романтических отношений с Юнити. – Она чуть улыбнулась. – Чем больше я думаю о ваших словах, тем более глупой кажется мне эта идея. Слишком уж она ему не нравилась.

Вита буквально застыла в паре футов от собеседника, так что он ощущал запах ее духов.

– По правде говоря, мне кажется, что он боялся ее, – продолжила она. – При ее скором соображении и жестоком языке… однако больше всего он боялся того, что она говорила о вере. Юнити говорила жестокие, жуткие вещи, Доминик. Я готова была возненавидеть ее за это. – Набрав воздуха в грудь, она шумно выдохнула. – Это так жестоко – преднамеренно осмеивать чью-то веру, систематически разбирать ее на части, оставляя от них только изломанные куски. Мне следовало бы скорбеть о ее смерти, не правда ли? Однако я не могу этого сделать. Это плохо с моей стороны?

– Нет, – торопливо заверил ее Кордэ. – Нет, это совсем нетрудно понять. Вы видели произведенный ею ущерб. И он испугал вас. В большинстве своем все мы ведем трудную жизнь. Одна только вера позволяет нам преодолевать невзгоды с достоинством и силой. Они, в свою очередь, дают нам возможность исцеления и прощения, a также надежду, – когда мы не видим конца трудностям или горю. Страшно лишить людей надежды, a когда жертвой становится любимый тобой человек, насколько острее ты ощущаешь свое несчастье!

– Спасибо. – Миссис Парментер легким движением прикоснулась к его ладони, а затем, расправив плечи, отправилась прочь – через обитую сукном дверь, мимо комнат дворецкого. Домашние дела не останавливались по причине траура, страха или полицейского, расследовавшего бытовую трагедию.