Аналитическая психология - Карл Густав Юнг

261 Как я показал в своей книге о либидо, в корне регрессивной тоски, которую Фрейд рассматривает как «инфантильную фиксацию», или «желание инцеста», лежит особая ценность и специфическая потребность, приобретающие эксплицитный характер в мифе. Именно самые сильные и лучшие из людей, герои, поддаются регрессивной тоске и нарочно подвергаются опасности быть проглоченными чудовищем из материнской бездны. Но если он герой, он герой потому, что не дал чудовищу окончательно поглотить себя; напротив, он побеждает чудовище, и не один раз, а много. Сама победа над коллективной психикой дает истинную ценность – завладение сокровищем, непобедимым мечом, магическим талисманом или любым другим предметом, который в данном конкретном мифе является желанным благом. Любой, кто отождествляет себя с коллективной психикой или, выражаясь мифологическим языком, позволяет чудовищу поглотить себя и исчезает в нем, получает сокровище, охраняемое драконом, но делает это против своей воли и только во вред себе.

262 Пожалуй, ни один человек, осознающий абсурдность такой идентификации, не нашел бы в себе мужества возвести ее в принцип. Но самое опасное в том, что у многих необходимое чувство юмора либо начисто отсутствует, либо подводит в данный конкретный момент; они одержимы своего рода пафосом, все кажется наделенным особым значением, что препятствует эффективной самокритике. Я не стану отрицать существование подлинных пророков, но осторожности ради предпочел бы поначалу усомниться в каждом отдельном случае. Любой добропорядочный пророк прежде всего мужественно борется с бессознательными претензиями, которые навязывает ему его роль. Посему там, где пророк появляется в мгновение ока, благоразумнее в первую очередь исключить возможность психического дисбаланса.

263 Однако наряду с возможностью стать пророком существует еще и другая, более тонкая отрада – стать учеником пророка. Для подавляющего большинства людей это идеальная техника. Ее преимущество в том, что odium dignitatis, сверхчеловеческая ответственность пророка, превращается в гораздо более сладкий otium indignitatis. Ученик не представляет особого интереса; он скромно сидит у ног Учителя и гонит прочь свои собственные мысли. Умственная лень становится добродетелью; ученик может спокойно нежиться под солнцем полубожественного бытия. Он может наслаждаться архаизмом и инфантилизмом своих бессознательных фантазий без всяких потерь со своей стороны, ибо вся ответственность лежит на Учителе. Через обожествление Учителя ученик, явно не замечая этого, растет в своем статусе; кроме того, разве он не обладает великой истиной, которую он хоть и не открыл сам, но все же получил непосредственно из рук Учителя? Естественно, ученики всегда держатся вместе – не из любви, а ради весьма понятной цели: без всяких усилий подтвердить свои собственные убеждения путем порождения атмосферы коллективного согласия.

264 Кажется, что такая идентификация с коллективной психикой более достойна одобрения: кто-то другой имеет честь быть пророком, но вместе с этим несет и опасную ответственность. Что касается человека, то он всего лишь ученик, но вместе с этим совместный хранитель великого сокровища, которое добыл Учитель. Он в полной мере ощущает величие и бремя своего положения, считая священным долгом и нравственной необходимостью осуждать всех инакомыслящих, вербовать прозелитов и нести свет язычникам – точь-в-точь как если бы он сам был пророком. И эти люди, незаметно крадущиеся под маской внешне скромной персоны, как раз и есть те самые, которые, подвергнувшись инфляции через идентификацию с коллективной психикой, внезапно появляются на мировой арене. Как пророк, так и ученик пророка суть первообразы из коллективной психики.

265 В обоих случаях инфляция вызвана коллективным бессознательным, и независимости индивида наносится серьезный ущерб. Но поскольку не все индивидуальности имеют в себе силы быть самостоятельными и независимыми, фантазия ученика, возможно, самое лучшее, на что они способны. Сопутствующая этому инфляции кое-как помогает возместить потерю духовной свободы. Также нельзя недооценивать и тот факт, что жизнь настоящего или воображаемого пророка полна мук, разочарований и лишений, так что сонм поющих осанну учеников обладает ценностью компенсации. Все это по-человечески настолько понятно, что было бы удивительно, если бы это имело какую-то иную конечную цель.

266 За пределами альтернативных стадий, рассмотренных в предыдущей главе, существует некий пункт назначения, возможная цель. Это путь индивидуации. Индивидуация означает становление индивида, а поскольку «индивидуальность» заключает в себе нашу сокровенную, ни с чем не сравнимую уникальность, она также подразумевает становление собственной самости. Посему мы можем перевести индивидуацию как «приход к самому себе» или как «самореализация».

267 Возможности развития, о которых говорилось в предыдущих главах, были, в сущности, отчуждением самости, способами лишения самости ее реальности в пользу внешней роли или в пользу воображаемого значения. В первом случае самость отходит на второй план и уступает место социальному признанию; во втором – аутосуггестивному значению первообраза. В обоих случаях побеждает коллективное. Самоотчуждение в пользу коллективного соответствует социальному идеалу и даже считается общественным долгом и добродетелью, хотя его также можно использовать в эгоистичных целях. Эгоистов называют «самолюбивыми», но это, естественно, не имеет ничего общего с понятием «самости» в том смысле, в котором использую его я. С другой стороны, самореализация кажется противостоящей самоотчуждению. Это ошибочное понимание носит довольно распространенный характер, ибо мы недостаточно различаем индивидуализм и индивидуацию. Индивидуализм предполагает намеренное подчеркивание и выделение предполагаемого своеобразия, а не коллективных соображений и обязательств. Индивидуация означает максимальную реализацию коллективных качеств человека, ибо адекватный учет своеобразия индивида в большей степени способствует социальной эффективности, чем когда это своеобразие игнорируется или подавляется. Идиосинкразию индивида следует понимать не как какую-то странность в его субстанции или его компонентах, но скорее как уникальную комбинацию, или постепенную дифференциацию, функций и способностей, которые сами по себе универсальны. У каждого человека есть нос, два глаза и т. д., но эти универсальные факторы изменчивы, и именно эта изменчивость делает возможными индивидуальные черты. Следовательно, индивидуация может означать только процесс психологического развития, в котором реализуются заданные индивидуальные качества; иными словами, это процесс, благодаря которому человек становится дефинитным, уникальным существом, которым он на самом деле и является. При этом он не становится «самолюбивым» в обычном смысле этого слова, но реализует специфику своей природы, а это, как мы уже говорили, сильно отличается от эгоизма или индивидуализма.

268 Учитывая, что человеческий индивид как живое единство состоит из сугубо универсальных факторов, он всецело коллективен и посему ни в каком смысле не противопоставлен коллективности. Следовательно, индивидуалистический акцент на собственном своеобразии противоречит этому основному свойству живого существа. Индивидуация, напротив, нацелена на живое взаимодействие всех факторов. Однако поскольку универсальные факторы всегда проявляются только в индивидуальной форме, их всестороннее рассмотрение также даст индивидуальный эффект, который не может быть превзойден ничем другим, и менее всего индивидуализмом.