Руфь - Элизабет Гаскелл

Наверное, Салли могла бы ответить ему: «Ни хозяин, ни хозяйка никогда не считали самопожертвованием помощь бедным и никогда даже в мыслях не принимали за какую-то заслугу встречу гостя в соответствии со старинными законами гостеприимства». Делать людям приятное было для Бенсонов радостью, и маленькие странности, которые за ними водились, всегда объяснялись желанием сделать доброе дело, а добро не измеряется деньгами.

В этот вечер настроение мисс Бенсон было подпорчено тем, что Джемайма отказывалась от ее угощения. Бедная Джемайма! Булочки выглядели так аппетитно, а Джемайма сидела такая голодная, но тем не менее держалась твердо.

Пока Салли убирала со стола, мисс Бенсон и Джемайма пошли наверх вслед за Руфью, которая понесла укладывать спать маленького Леонарда.

— Крестины — очень торжественное богослужение, — сказала мисс Брэдшоу. — Я и не знала, насколько оно торжественное. Мистер Бенсон молился так, как будто у него на сердце лежит тяжелый камень и снять его может один только Бог.

— Брат очень тонко чувствует подобные вещи, — сухо ответила мисс Бенсон.

Ей хотелось побыстрее прекратить этот разговор, поскольку она понимала, что кое-какие из произносившихся сегодня молитв были внушены печальными обстоятельствами их жизни.

— Я, однако, не все поняла, — продолжала Джемайма. — А что имел в виду мистер Бенсон, когда говорил: «Ты не отвергнешь это дитя, отверженное светом и осужденное на одиночество, Ты позволишь ему приблизиться к Тебе и получить Твое всемогущее благословение»? Отчего этот милый малютка будет отвержен? Я не помню слово в слово, как говорил ваш брат, но он сказал что-то в этом роде.

— Ах, моя дорогая, да у вас платье намокло! Вы, должно быть, опустили рукав в купель. Позвольте, я его выжму.

— Ах, благодарю вас! Но не беспокойтесь о моем платье, — сказала Джемайма поспешно.

Она хотела вернуться к своему вопросу, но в эту минуту вдруг заметила, что у Руфи, наклонившейся над малюткой, который пищал и брызгался в ванночке, текут по щекам слезы.

Джемайма догадалась, что невольно затронула какую-то болезненную струну, и поспешила переменить тему, а мисс Бенсон охотно поддержала намерение гостьи. Этот маленький случай вскоре забылся и, как казалось, не оставил следов. Однако через несколько лет он живо припомнился Джемайме во всем своем значении. Теперь же ей было довольно и того, что миссис Денбай позволяет ей помогать себе. У мисс Брэдшоу было сильно развито чувство красоты, а Руфь казалась ей поистине прекрасной в своей тихой печали. Простое домашнее платье делало ее еще восхитительнее: сама этого не осознавая, Руфь умудрялась носить его так, что оно напоминало складками тунику древнегреческой статуи — облегало фигуру и в то же время делало ее необыкновенно грациозной. Кроме того, обстоятельства жизни миссис Денбай были таковы, что не могли не поражать воображение молоденькой, романтически настроенной девушки. Джемайма готова была целовать ее руки и объявить себя рабыней Руфи. Она ухаживала за маленьким Леонардом: подавала Руфи его одежду, когда этот маленький принц просыпался, складывала его пеленки. Джемайма чувствовала себя совершенно счастливой, когда Руфь оказывала ей честь — разрешала подержать малыша несколько минут на руках, и в качестве награды девушке было довольно увидеть улыбку молодой матери и поймать ее лучистый благодарный взгляд.

Когда Джемайма ушла домой вслед за служанкой, которую за ней прислали, все в доме Бенсонов хором воздали ей хвалу.

— Какая славная девочка, — сказала мисс Бенсон. — И как она помнит все те дни, которые проводила у нас, пока еще не уехала в школу. Право, она стоит двух мистеров Ричардов. Они оба остались такими же, какими были в детстве, когда разбили окно в церкви. Тогда ее брат убежал, а она постучала к нам в дверь — робко, как нищенка. Я пошла отворить и испугалась, увидев ее смуглое личико. Она посмотрела на меня, а потом объявила, что разбила окно, и предложила заплатить за него деньгами из своей копилки. Если бы не Салли, мы бы тогда и не догадались, что мастер Ричард тоже был в этом замешан.

— Но ты ведь помнишь, — заметил мистер Бенсон, — как всегда был строг мистер Брэдшоу к своим детям. Неудивительно, что Ричард был в те годы труслив.

— Держу пари, что он и остался трусишкой, — ответила мисс Бенсон. — Мистер Брэдшоу был точно так же строг и с Джемаймой, однако же она не трусиха. А в Ричарда я никогда не верила. Что-то в нем есть такое, что меня отталкивает. Когда в прошлом году мистер Брэдшоу ездил по делам в Голландию, этот молодой джентльмен стал ходить в церковь в два раза реже, чем при отце. И я охотно верю слухам, что он ездил на охоту с этими Смитайлами.

— Ну и что же тут такого страшного, если молодой человек в двадцать лет поедет на охоту? — улыбнулся в ответ мистер Бенсон.

— Ничего, разумеется! Я только хочу сказать, что если молодой человек в отсутствие отца так резко меняется, а потом, когда отец приезжает, снова становится усердным прихожанином и скромником, то это мне не нравится.

— Леонард никогда не будет бояться меня, — сказала Руфь, словно отвечая своим собственным мыслям. — Я буду его другом с самого детства, я постараюсь быть благоразумным другом. И вы ведь поможете мне вашими советами, сэр, не правда ли?

— А почему вам захотелось назвать его Леонардом, Руфь? — спросила мисс Бенсон.

— Так звали отца моей матери. Она часто рассказывала мне о нем и о его доброте. И мне захотелось, чтобы Леонард вырос похожим на него…

— Помнишь, Терстан, как Брэдшоу спорили о том, каким именем назвать свою дочь? Отец непременно хотел назвать ее Хепзиба или каким-нибудь другим библейским именем, а миссис Брэдшоу хотела назвать ее Юлианой, по имени героини романа, который она незадолго до того прочитала. Наконец они помирились на Джемайме, потому что это имя и библейское, и романическое.

— Я не знала, что Джемайма — библейское имя, — заметила Руфь.

— Так звали одну из дочерей Иова. У него было три дочери — Джемайма, Касия и Керенгаппух. Джемайма — имя распространенное, Касия иногда встречается, а вот последнего имени я в жизни никогда не слышала. А между тем мы ничего не знаем ни про одну из них. Люди вообще падки на звучные имена, не разбирая, библейские они или нет.

— Только когда с именем не связано особых ассоциаций, — заметил мистер Бенсон.

— Ну, вот меня назвали Верой в честь одной из главных добродетелей, и мне нравится мое имя, хотя многим оно кажется слишком пуританским. Мне дали это имя по желанию нашей набожной матери. А Терстана назвали так по настоянию отца, хотя он и был, что называется, радикал и демократ и позволял себе вольности в мыслях и разговорах. Но в глубине души очень гордился тем, что происходит от какого-то древнего сэра Терстана, прославившегося еще в войнах с Францией.

— Обыкновенное противоречие между теорией и практикой, мыслью и жизнью, — вмешался мистер Бенсон, который был в этот вечер в настроении поговорить.

Он откинулся на спинку кресла и устремил невидящие глаза в потолок. Мисс Бенсон, как всегда, вязала, постукивая спицами и поглядывая на брата. Руфь готовила белье для ребенка на следующий день. Так обычно проводили они вечера, и разнообразие вносили только темы разговоров. Это время осталось в памяти Руфи как самое счастливое: открытое окно, ароматы сада, заполняющие комнату, и ясное летнее небо. Даже Салли выглядела более мирной, чем обычно. Вместе с мисс Бенсон она проводила Руфь до ее спальни, чтобы взглянуть на спящего малютку Леонарда.