Артемий Волынский - Игорь Курукин

Барин был гневлив, но отходчив. Когда из Петербурга сбежал Михаила Жук с какими-то подложными письмами, Артемий Петрович приказал «всячески проведывать и искать, чтоб ево поймать, а когда пойман будет, то немедленно розыскивать им в сносе денег и протчего и кто побегу ево был причиною». Следующее письмо повелевало «посечь беглеца с пристрастием плетми», но не очень сильно, «ибо хотя он зделал как прямой плут, презрев то, как я любил ево, однако ж мне ево и теперь жаль». А когда Мишка Жук был схвачен, барин велел его «беречь», чтобы виновный «от страха не зделал чего над собою», и провести с ним беседу на тему «сколько я сожалел об нем, когда он ушол». «И для того, — заканчивал Волынский письмо, — обявите ему, что я конечно всю вину ево и заочно отпущаю ему, любя ево и надеяся, что он может мне заслужить оную всегда лутче прежнего; и хотя он и подозрение себе зделал было, однако ж чтоб он и в том не сумневался конечно; ибо я за истину держу, что он сие подозрение навел себе от одного толко страха. И для того, разсуждая потому, что он безмерно робок, все то ему упущаю и… могу вменить за природную ево добродетель, что он имеет великое опасение». Видимо, грозен был хозяин в гневе, если бедный Жук от «одного толко страха» решился на побег; но зато «великое опасение» холопа было расценено как явная добродетель.

В 1735 году Артемий Петрович велел приказчикам составить по образцовой форме «описные книги» или ведомости «по деревням и по дворам по имяном как мужеск так и женской пол, прописывая с летами; и что у кого лошадей и скота рогатого и мелкого, и при том хлеба молоченого и не молоченого, и что под кем земли роспашной и не распашной и сенных покосов, и сколко к нынешнему году посеял кто ржи и ныне ярового какового хлеба, и что под кем положено тягла, и сколко на меня пашет земли и платит доходу или денежного оброку и сверх того, что с кого платитца государственных подушных по разположению мирскому денег». Такой переписи в бумагах Волынского не обнаружено — возможно, она и не была составлена, поскольку сам же барин в письмах жаловался, что даже после неоднократных подтверждений «оных переписных книг никогда ко мне не присылывано».

Венцом же хозяйственной мысли Артемия Петровича стала составленная им в 1725 году для дворецкого Ивана Немчинова «Инструкция о управлении дому и деревень». В духе петровского времени он стремился в ее двадцати семи пунктах тщательно регламентировать все виды крестьянских работ; требовал составить описание пахотных земель и переписные книги крестьян и их повинностей; указывал мужикам норму посева на десятину — не по одной четверти ржи, а по две; предписывал добавлять для удобрения к обычному навозу перегнившие за зиму и сожженные весной хворост, солому и листья; избы и хозяйственные постройки крыть не соломой, а «лубом и дранью», а конюшни строить по составленным им лично чертежам. Крестьянкам же было приказано научиться ткать широкие полотна, а «понеже многие есть такие ленивцы, что прядут и ткут хуже посконнова, отговариваяся, будто лутчее не умеют, для того дается вам образцовая за моею печатью холстина, которую разослать по всем деревням по аршину за своею печатью к прикащикам и велеть всем бабам объявить».

Крестьянских парней в 20 лет ожидал непременный брак (под страхом штрафа), чтобы каждые две семейные пары могли составить «тягло» и работать на господина. Каждое «тягло» должно было пахать на барщине по одной десятине, за что получало «ссуду» — семена для посева и деньги на покупку лошади. Кроме того, «понеже все помещики обыкновенно получают с своих деревень доходы и столовые припасы», крестьяне Волынского должны были поставлять с каждого «тягла» продукты: «…в декабре месяце по пуду свинаго мяса, по три фунта масла коровья да по одному молодому барану в июне месяце. С них же с каждаго тягла по три фунта шерсти овечьей и по пяти аршин посконнаго холста, и при том еще с Васильевских и с Никольских сморчков сухих по одному фунту, малины сухой по одному фунту, а с батыевских вместо сморчков и малины брать по два фунта грибов сухих. Да когда мне случится быть в Москве или Петербурхе, тогда с каждаго тягла брать по одному гусю, по одной утке, по одной русской курице, по одному поросенку и по двадцати яиц».

Как большинство дворян того времени, Артемий Петрович полагал своим долгом воспитывать неразумных мужиков. Те, по его мнению, привыкли «празнествовать и лениться, оставя свой должный труд и работу, ездить по торжкам, понеже у мужиков и у баб мало не у всех обычай, хотя есть нужда или нет, однакож надобно на торгу побывать, и вместо того что было сделать себе от трудов своих какой прибыток, а иной последнюю копейку пропьет». Он требовал, чтобы его подданные жили с соседями мирно, ласково и учтиво, «понеже всякая людская и мужичья грубость и невежество причитается нам самим (помещикам. — И. К.) в поношение». Управитель должен был следить за тем, чтобы крестьяне не воровали, не укрывали беглых, ловили разбойников, вовремя исполняли подати и повинности.

Для вразумления своих крепостных барин послал в вотчины «новоизданную печатную книжицу о десяти заповедях Божиих», которая должна была читаться священниками в храмах; не посещавшим богослужение надлежало «чинить наказание». При этом Волынский считал необходимым, «чтоб было в деревнях по несколько человек умеющих грамоте», а наиболее способных следовало «в Москве учить писать хорошим писцам: из сего польза та, понеже у нас в деревнях своих писцов нет, то которые годны будут — отдавать в деревни прикащикам для записок, а протчие годятся учить ремеслу, какое в селе потребно будет».

Кроме того, из десятой доли всех доходов от деревень был образован особый капитал, делившийся на три части: одна шла на нужды церкви, другая — на содержание причта, третья — на помощь престарелым, убогим и сирым, «кои никакой работы не могут работать, о которых в 11 пункте следует, а именно: покупать им платье и пищу, дабы кроме хлеба и каша была с маслом; также из тех денег содержать и сирот, одевать их и на те деньги учить; также бедных вдов и девок, о которых в 12 пункте показано, выдавать, награждая из тех же денег по разсуждению, а имянно давать, когда денег таких мало — то рубли по два, а когда случится довольно — давать и до пяти рублев, дабы женихи таких бедных и сирот лутче охотилися брать».

«Инструкция» Артемия Петровича создавала в миниатюре идеальный образ петровского «регулярного государства», где в меру просвещенные и сознательные подданные ответственно выполняют свой долг. Как было на самом деле, мы уже не узнаем. Однако судя по тому, что переписные книги не были составлены даже десять лет спустя, слуги не спешили претворять в жизнь указания хозяина; по его признанию, пруды оставались «не чищены», а сады «у нас во всех деревнях так отпущены, что никуда не годятся». Видимо, Волынский так и не дождался предписанных помесячных рапортов, «а по окончании года обстоятельных обо всем ведомости, что было посеяно хлеба и на сколько десятин и что родилось».

Имения приносили скромный доход, требуя, в свою очередь, расходов. Артемий Петрович как член древнего рода старался не отдавать на сторону фамильную собственность, поэтому в 1726 году после смерти своего бедного родственника В.И. Волынского выкупил подмосковное село Вороново у секретаря Ивана Глазатова. О тамошнем усадебном хозяйстве сведений у нас нет — за исключением указаний «домоправителям» об улаживании конфликта крестьян с мужиками «господ Стрешневых» и высказанного намерения купить соседнюю пустошь у ее владельца Григория Кудаева. Возможно, в будущем Артемий Петрович собирался сделать Вороново настоящей барской усадьбой — но так и не успел.