Прощай, оружие! - Эрнест Хемингуэй

— До свидания. Говорят, австрийцы собираются наступать, но яне думаю. Не хочу думать. Во всяком случае, это будет не здесь. Джино вам все расскажет.Телефонная связь теперь налажена.

— Я буду часто звонить.

— Непременно. Покойной ночи. Не давайте Ринальди так многопить.

— Постараюсь.

— Покойной ночи, священник.

— Покойной ночи.

Он ушел в свой кабинет.

Я подошел к двери и выглянул на улицу. Дождь перестал, нобыл сильный туман.

— Может быть, посидим у меня в комнате? — предложил ясвященнику.

— Только я очень скоро должен идти.

— Все равно, пойдемте.

Мы поднялись по лестнице и вошли в мою комнату. Я прилег напостель Ринальди. Священник сел на койку, которую вестовой приготовил для меня.В комнате было темно.

— Как же вы себя все-таки чувствуете? — спросил он.

— Хорошо. Просто устал сегодня.

— Вот и я устал, хотя, казалось бы, не от чего.

— Как дела на войне?

— Мне кажется, война скоро кончится. Не знаю почему, но уменя такое чувство.

— Откуда оно у вас?

— Вы заметили, как изменился наш майор? Словно притих.Многие теперь так.

— Я и сам так, — сказал я.

— Лето было ужасное, — сказал священник. В нем появиласьуверенность, которой я за ним не знал раньше. — Вы себе не представляете, чтоэто было.

Только тот, кто побывал там, может себе это представить.Этим летом многие поняли, что такое война. Офицеры, которые, казалось, неспособны понять, теперь поняли.

— Что же должно произойти? — я поглаживал одеяло ладонью.

— Не знаю, но мне кажется, долго так продолжаться не может.

— Что же произойдет?

— Перестанут воевать.

— Кто?

— И те и другие.

— Будем надеяться, — сказал я.

— Вы в это не верите?

— Я не верю в то, что сразу перестанут воевать и те идругие.

— Да, конечно. Это было бы слишком хорошо. Но когда я вижу,что делается с людьми, мне кажется, так продолжаться не может.

— Кто выиграл летнюю кампанию?

— Никто.

— Австрийцы выиграли, — сказал я. — Они не отдали итальянцамСан-Габриеле. Они выиграли. Они не перестанут воевать.

— Если у них такие же настроения, как у нас, могут иперестать. Они ведь тоже прошли через все это.

— Тот, кто выигрывает войну, никогда не перестанет воевать.

— Вы меня обескураживаете.

— Я только говорю, что думаю.

— Значит, вы думаете, так оно и будет продолжаться? Ничегоне произойдет?

— Не знаю. Но думаю, что австрийцы не перестанут воевать,раз они одержали победу. Христианами нас делает поражение.

— Но ведь австрийцы и так христиане — за исключениембосняков.

— Я не о христианской религии говорю. Я говорю охристианском духе.

Он промолчал.

— Мы все притихли, потому что потерпели поражение. Ктознает, каким был бы Христос, если бы Петр спас его в Гефсиманском саду.

— Все таким же.

— Не уверен, — сказал я.

— Вы меня обескураживаете, — повторил он. — Я верю, чтодолжно что-то произойти, и молюсь об этом. Я чувствую, как оно надвигается.

— Может, что-нибудь и произойдет, — сказал я. — Но только снами. Если б у них были такие же настроения, как у нас, тогда другое дело. Ноони побили нас. У них настроения другие.

— У мн??гих из солдат всегда были такие настроения. Это вовсене потому, что они теперь побиты.

— Они были побиты с самого начала. Они были побиты тогда,когда их оторвали от земли и надели на них солдатскую форму. Вот почемукрестьянин мудр — потому что он с самого начала потерпел поражение. Дайте емувласть, и вы увидите, что он по-настоящему мудр.

Он ничего не ответил. Он думал.

— И у меня тоже тяжело на душе, — сказал я. — Потому-то ястараюсь не думать о таких вещах. Я о них не думаю, но стоит мне начатьразговор, и это само собой приходит мне в голову.

— А я ведь надеялся на что-то.

— На поражение?

— Нет. На что-то большее.

— Ничего большего нет. Разве только победа. Но это, можетбыть, еще хуже.

— Долгое время я надеялся на победу.

— Я тоже.

— А теперь — сам не знаю.

— Что-нибудь должно быть, или победа, или поражение.

— В победу я больше не верю.

— И я не верю. Но я не верю и в поражение. Хотя, пожалуй,это было бы лучше.

— Во что же вы верите?

— В сон, — сказал я. Он встал.

— Простите, что я отнял у вас столько времени. Но я таклюблю с вами беседовать.

— Мне тоже очень приятно беседовать с вами. Это я просто таксказал насчет сна, в шутку.

Я встал, и мы за руку попрощались в темноте.

— Я теперь ночую в триста седьмом, — сказал он.

— Завтра с утра я уезжаю на пост.

— Мы увидимся, когда вы вернетесь.

— Тогда погуляем и поговорим. — Я проводил его до двери.

— Не спускайтесь, — сказал он. — Как приятно, что вы сноваздесь. Хотя для вас это не так приятно. — Он положил мне руку на плечо.

— Для меня это неплохо, — сказал я. — Покойной ночи.

— Покойной ночи. Ciao!

— Ciao! — сказал я. Мне до смерти хотелось спать.

Я проснулся, когда пришел Ринальди, но он не сталразговаривать, и я снова заснул. Утром, еще до рассвета, я оделся и уехал.Ринальди не проснулся, когда я выходил из комнаты.