Ленинград сражающийся, 1943–1944 - Борис Петрович Белозеров

время войны являлся Государственный Комитет Обороны, то, безусловно, его постановление за № 1379С от 3 марта 1942 г. представляло собой правовую основу для принятия мер к тем, кто допускал хищения и разбазаривание военного имущества. В постановлении указывалось:

«1. Установить на военное время:

за хищения (воровство) оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования, снаряжения, горючего и прочего военного имущества, совершенные складскими работниками и другими лицами, в непосредственном ведении которых постоянно или временно находилось это народное достояние;

за хищения (воровство) тех же предметов военного снабжения лицами, ответственными за сохранность или сопровождение воинских грузов на железнодорожном, водном, авиационном транспорте, а равно водителями или сопровождающими грузовые автомашины и повозными;

за умышленную порчу или приведение в негодность обмундирования, снаряжения, оружия и военно-технического имущества, выделенных военнослужащим в индивидуальное или коллективное пользование, – высшую меру наказания – расстрел с конфискацией всего личного имущества преступника.

2. Лиц, принявших в свое пользование или на хранение упомянутое в ст. 1 настоящего постановления имущество, зная заведомо о том, что оно похищено или незаконно приобретено, а равно всех лиц, незаконно приобретающих и хранящих оружие, военно-техническое имущество, военное обмундирование и другие предметы военного образца, подвергать судебной ответственности как соучастников (ст. 17 и примечание 2 к ст. 193-1 УК РСФСР по редакции СУ 1936 г. № 1 (высшая мера наказания)).

3. За разбазаривание указанного в ст. 1 настоящего постановления военного имущества, а именно:

за отпуск должностным лицам на довольствие войск или отдельным военнослужащим продовольствия или военного имущества сверх установленной нормы;

за оставление военного имущества без надзора, когда это не вызывалось условиями боевой обстановки;

за оставление противнику боевой техники и другого военного имущества в обстановке, когда это не вызывалось военными обстоятельствами;

за нарушение правил хранения военного имущества, последствием чего явилась порча или хищение имущества;

за несдачу должностными лицами служб снабжения довольствующим органам тары от продовольствия, боеприпасов и подлежащей возврату народному хозяйству подвергать лишению свободы не ниже 5 лет с удержанием стоимости утраченного или испорченного имущества»[304].

Дела, связанные с рассмотрением всех этих преступлений, предусматривалось решать в течение трех дней. Для повышения ответственности тех лиц, которые доставляли или сопровождали груз, был разработан и утвержден специальный открытый лист. В приказе НКО № 0169 (п. 10) указывалось: «Сопровождающих, водителей и повозочных, предъявивших грузы в меньших количествах против показаний открытых листков, в случае отсутствия у них законных доказательств о недостачах арестовывать и немедленно передавать суду Военного трибунала согласно объявленному постановлению ГКО»[305].

Рассчитывать на честность и порядочность всех без исключения лиц, перевозивших и охранявших продовольствие и товары в экстремальных условиях, было нельзя. Немало находилось тех, кто стремился извлечь выгоду из своего соприкосновения с продуктами. На Дороге жизни помощник начальника 7-й площадки перевалочной базы интендант II ранга В. Г. Кругловин пытался похитить два ящика какао-концентрата. Военный интендант III ранга М. Г. Степанов был задержан за хищение мешка ржаной муки, воентехник II ранга 253-го ОЗАД М. Н. Крамаренко похитил мешок пшеничной муки. Военные водители 850-й автобазы – Гайдук, Богомолов, Носарев и регулировщик 57-го дорожно-эксплуатационного батальона Федоров и другие расплачивались за ночлег и разные услуги украденным продовольствием – мукой и мясом. Расхитители продовольствия шли на разные ухищрения. Они прятали продукты в сиденьях машин, в инструментальных ящиках, под капотами двигателя, в запасных колесах, в снегу около дороги с целью перевоза их обратным рейсом и т. д.[306] Таким образом, постановление ГКО и приказ НКО СССР строго указывали на меры ответственности, предъявляемые к лицам, которые допустили хищения или разбазаривание военного имущества, и установили рамки этих мер для военных трибуналов. Следовательно, страх перед наказанием (вплоть до расстрела) выступал как сдерживающий фактор в совершении указанных преступлений.

Другое обстоятельство, способствовавшее сокращению во II и III кварталах 1942 г. хищений военного имущества со складов и баз, заключалось в увеличении количества объектов, принятых под охрану, хотя это требовало значительных сил, но их не было. Некомплект личного состава в войсках охраны тыла фронта в апреле 1942 г. составлял почти 40 %, а в войсках, охранявших промышленные предприятия, он достиг почти 50 %[307].

Несмотря на прорыв вражеской блокады, преступность не сокращалась и требовала серьезного отношения сотрудников милиции патрульно-постовой и оперативно-разыскной службы. Сотрудникам милиции приходилось выполнять разные служебные задачи по обеспечению общественного порядка и борьбы с преступностью. Война ухудшила социально-экономическое положение города, значительно увеличилось число беженцев, запоздалое введение карточной системы и резкое падение продовольственного пайка привело к росту преступности. Одновременно с этим вывоз из города целых рабочих коллективов, а также сотрудников органов НКВД, обеспечивающих эвакуацию промышленного оборудования и культурных ценностей, уход на фронт и в партизанские отряды привели к резкому сокращению численности личного состава милиции и органов НКВД. У многих прибывших граждан в Ленинград, во‑первых, отсутствовали документы, не определено было место проживания и работы. В числе их были и те, которые подвергались розыску, и ранее судимые. Во-вторых, в условиях боевых действий возникла возможность преступным элементам иметь оружие, и не только пистолеты и револьверы, но и винтовки, автоматы и гранаты. В-третьих, эвакуация городского населения предоставила возможность преступно-враждебным элементам скрываться в оставленных квартирах, контроль за которыми со стороны правоохранительных органов реально был невозможен. В-четвертых, многие преступные элементы сколачивались в банды и использовали для своего местонахождения траншеи, блиндажи и другие инженерные сооружения в прифронтовой полосе.

Особенностью преступного сообщества в условиях военного времени явилось «рождение» дезертирства и уклонения от военной и трудовой мобилизации. Война и тем более ее последствия обнажали как лучшие патриотические качества советских граждан, так и низменные, чисто собственнические, шкурные интересы. Ярким подтверждением этому служит дезертирство. По прифронтовой территории перемещались десятки тысяч дезертиров из армий и предприятий оборонной промышленности. Многие граждане уклонялись от воинского учета, призыва в Красную армию. Противостояние дезертирству имело весьма важное значение: во‑первых, дезертиры подрывали боевой дух военнослужащих Красной армии и тружеников тыла; во‑вторых, тотальный характер войны с Германией требовал привлечения к борьбе с врагом всех советских граждан вне зависимости от их желания; в‑третьих, дезертиры жили на нелегальном положении и средства к своему существованию в основном добывали преступным путем; в‑четвертых, дезертиры являлись базой для пополнения абверских команд, отрядов и групп, которые использовались германскими властями в тылу Красной армии; в‑пятых, дезертиры часто использовались германскими органами в создании и поддержании карательного режима на захваченной территории и в борьбе с партизанами и др. Из них формировались ложные партизанские отряды, создаваемые абвером в целях выявления местонахождения партизанских баз. Под видом созданного нового партизанского отряда они вместе с карателями принимали меры к уничтожению настоящих партизанских отрядов. Это требовало серьезной оперативной проработки