Флотская Юность - Александр Витальевич Лоза

физике. Благодаря моей настойчивости к нам стали поступать специализированные научно-технические журналы «Атомная энергия», «Атомная техника за рубежом» и другие.

Разместился я на плавказарме. Пристроив в шкафу в каюте свой небольшой багаж, вышел на палубу плавказармы. Дул несильный, но острый, как нож, северный ветер. Хлюпала вода за бортом ПКЗ. Я смотрел по сторонам и понимал, что все это теперь надолго мой родной пейзаж.

На ПКЗ после обеда отдыхали. Я всегда спал в каюте у соседей, соблюдая старинный морской закон, которому меня учил еще отец: «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте». И что удивительно — этот закон всегда срабатывал. Если тебя срочно искали, то, конечно, искали в твоей каюте…

В свободные вечера много читал. Вообще я люблю читать. Читать быстро. Это у меня оттуда, из детства, из пятидесятых годов. Проглотил роман Валентина Пикуля «Моонзунд». На одном дыхании читал всю ночь… Бутылка вина — и читал, читал…

Это одна из самых жестких и многогранных книг Пикуля о флоте на переломе эпох. Это легенда о почти самоубийственной отваге русских офицеров в годы Первой мировой войны. Сильная вещь! Затем были ставшие любимыми романы «Три возраста Окини-сан», «Крейсера». Я просто заболел Пикулем.

В те годы флотилией атомных подводных лодок, на которую я прибыл, командовал контр-адмирал М-н. Опытный подводник, участник многих боевых походов атомных подводных ракетоносцев стратегического назначения. Ракетный подводный крейсер, где он был старшим на борту, всплыл из-подо льда в географической точке Северного полюса. Тогда об этом много говорили.

Внешне это был человек среднего роста, с красным лицом, крикун и матерщинник, со своеобразным пониманием путей повышения воинской дисциплины. Он мог остановить офицера за пустяковое нарушение и орать на него матом, невзирая на окружающих.

Вообще, матерщина в те годы на флоте цвела пышным цветом, может быть благодаря примеру таких личностей, как наш командующий.

Как писал епископ Североморский Митрофан (Баданин) в своей работе «Правда о русском мате»: «О какой молитве «За тех, кто в море» на кораблях и частях могла идти речь, когда в советское время… речь моряков отравлена словесной грязью — матом» и далее: «…этот лексикон (мат. — А. Л.) почему-то до сих пор не введен в официальный перечень командных слов и не закреплен в уставе, как официальный язык общения… на флоте». В этом сарказме епископа Североморского есть горькая правда.

Сам я не попадался под горячую руку командующего флотилией, но рассказывали, что частенько, когда офицеры шли пешком из базы домой в Городок, командующий подъезжал сзади на машине, останавливался и требовал от офицеров ответа, почему те не отдают ему, едущему в машине, воинскую честь. У офицеров, понятно, глаз на затылке не было… Командующий приглашал их в свою машину. Офицеры радовались, что быстро доедут до жилого городка к своим семьям, но командующий отвозил их в комендатуру и определял на 10 суток на гауптвахту. Привет семьям!

Не знаю, по какому случаю вице-адмиралом царского флота С.О. Макаровым было сказано: «Самодуры не создают дисциплины, а только развращают людей». Но сказано метко!

Так вот, командующий начал «закручивать гайки». В Городок в рабочее время не попадешь. Из зоны не выпускают без специальных вкладышей в пропуска, которые придумал командующий. Даже с отпускным билетом не пройти через КПП без специального вкладыша.

Наш Шеф, благодаря своим пробивным способностям, а проще говоря «связям», оформил нам эти вкладыши, и выход в город перестал быть проблемой. Мы могли выйти из зоны в любое время, что здорово упрощало нам, его подчиненным, жизнь. Отлично!

Время шло, я договорился с товарищем, экипаж которого переводили в другой гарнизон, чтобы временно пожить у него на квартире. Квартира была двухкомнатная. В одной комнате товарищ сложил свои вещи, другая была в моем распоряжении. Приходя после службы домой, я мыл и красил это временно перепавшее мне жилье, переклеивал обои…

В феврале кончилась полярная ночь. Над сопками ненадолго стало появляться бледное северное солнце, но это ни в коей мере не означало окончания зимы. Снег, пурга и мороз еще долго были постоянными факторами нашей жизни, нашего существования. Таков Север.

В конце февраля вся страна наблюдала на экранах телевизоров за происходившим в столице XXV съездом партии, провозгласившим девизом очередной пятилетки «эффективность и качество». Нам приходилось вечерами корпеть над конспектами материалов съезда, чтобы замполит имел возможность убедиться в нашей политической активности. Вообще, конспектирование первоисточников было любимой темой политработников. Особенно им нравились конспекты, украшенные с помощью цветных фломастеров разноцветными «петухами».

Съезд подтвердил приверженность нашей страны к миру и отметил рост ее политического влияния, особенно среди развивающихся стран. Да, на внешнеполитической арене наша страна усиливала свое влияние и могущество. Число наших друзей и союзников продолжало расти за счет стран «третьего мира», выбравших путь социалистического развития и рассчитывавших на финансовую и военную помощь нашей страны и всего соцлагеря. Именно в это время Л.И. Брежнев встретился с молодым ливийским лидером полковником Каддафи.

Пройдут десятки лет, и переориентация Каддафи на Соединенные Штаты и Европу дорого обойдется ливийскому народу и самому Каддафи, которого американские наемники зверски убьют, а Ливию разбомбят, превратив цветущее государство в территорию хаоса.

Чтобы с нашей страной не произошло нечто подобное, она должна быть надежно защищена, в том числе и с моря. Глядя на стоящие у пирсов гигантские атомные подводные лодки, любуясь апокалиптической мощью 16 баллистических ракет в шахтах, выступающих характерным горбом за рубкой, с непривычными рубочными горизонтальными рулями, понимаешь, что не все так просто в мире и здесь, на Крайнем Севере; наше присутствие необходимо, чтобы обеспечить мир на планете.

Скажу честно, такие высокие мысли приходили в голову редко. За чередой плановых и внеплановых вводных и мероприятий некогда было не то что поразмышлять вперед, некогда было просто остановиться и оглянуться…

Хотя наступил март, на Севере стояла самая настоящая зима. Я ходил в шинели с черным каракулевым воротником и в каракулевой шапке с «шитым» крабом, щеголяя в неуставных теплых туфлях и модном белом мохеровом кашне.

Слово «мохер», нынче совсем забытое, в те годы слышалось отовсюду. Шарфы из мохера носили мужчины, а женщины вязали из него шапочки, кофточки, джемпера. Мохер привозили из-за границы моряки торгового флота.

Нельзя сказать, что так ходить запрещалось. Нет. Но на флотилии было не так много подобных модников, рисковавших нарваться на командующего флотилией, который «каленым железом» выжигал подобных нарушителей формы одежды. Я был одним из них.

По календарю давно пришла весна, но для нас она наступала, когда приходила