Город мертвецов - Альбина Нури

Ева чувствовала, что это не так, и не спешила уходить.

«Давай же, давай!» – то ли дому, то себе самой говорила она, ожидая, что вот-вот наступит озарение.

Они все бродили по комнатам в поисках неизвестно чего, пока Володя не напоролся ногой на гвоздь, торчавший из какой-то доски.

– Вот черт! – выругался он, зашипев от боли.

– Надо перевязать, – забеспокоилась Ева. – Как бы инфекция не попала. У тебя есть пластырь или зеленка?

– Нет у меня ничего. – Володя рассматривал прореху на джинсах. – Зато прививка от столбняка есть. Так что не помру в страшных муках.

Он улыбнулся, но Ева видела, что улыбка не слишком искренняя. Володя устал и по-прежнему не понимал, что происходит. Наверное, считал ее поиски блажью.

– Может, хватит? Если сейчас уедем, к ночи будем дома.

«Где мой дом? – спросила себя Ева. – А быть может, я уже дома?»

– Сейчас. Еще минутку. – Она умоляюще посмотрела на Володю, и он неохотно кивнул.

– Будь здесь что-то стоящее, мы бы нашли. Может, все самое ценное спрятали где-то.

– Конечно! – воскликнула Ева. – Спрятали! Она спрятала его в подвал!

«А большое зеркало, в котором отразилась та женщина, я заперла в подвале. Надеялась, что так призраки не смогут атаковать меня», – прозвучали в голове слова Инны Валерьевны.

– Ты это о чем?

– Володечка, пожалуйста! – взмолилась Ева. – Если там ничего нет, даю слово: мы уедем немедленно! Но мне нужно увидеть подвал этого дома. Там должно быть зеркало. Мне кажется, я должна заглянуть в него.

– Ты говоришь так, будто это окно.

– В некотором смысле так и есть. Говорили, что в нем показывается женщина. Хранитель. Ее дом был на этом месте. Надеюсь, она покажется мне и расскажет…

Володя вскинул руки в умоляющем жесте. Ева и сама понимала, что говорит безумные вещи, просто от лихорадочного возбуждения, которое вдруг охватило ее, не смогла сдержаться и вовремя замолчать.

– Послушай, давай найдем подвал, раз ты этого хочешь. Об остальном поговорим потом.

Ева не стала спорить. Дверь в подпол отыскалась на кухне. Отодвинув трухлявый стул, что стоял над нею, Володя сумел откинуть крышку. Из темноты пахнуло сыростью.

«В подвале огромная черная яма, у которой нет дна. Что-то вроде провала, разлома», – вспомнилось Еве.

Но никакой ямы внизу не обнаружилось: у несчастного Грушина, видимо, в самом деле помутилось в голове. Это был самый обычный подвал, разве что очень добротный, с каменными стенами и лестницей. Электричества, конечно, не было, и Ева включила фонарик.

Луч заплясал по стенам, скользнул по полу и потолку. Подвал был пустым, если не считать зеркала, стоящего возле одной из стен.

– Вот оно! – Ева торопливо пошла вниз, не слушая предостерегающих возгласов Володи. Он шел следом, стараясь не оступиться, и она, оказавшись внизу первой, посветила ему под ноги, чтобы он не упал.

К зеркалу они подошли, взявшись за руки, как дети. Большое, в человеческий рост, оно стояло тыльной стороной к ним: видимо, Инна Валерьевна повернула его «лицом» к стене для пущей надежности. Обрамленное деревянной рамой, оно было тяжелым на вид, и Володя, взявшись повернуть, подтвердил это.

Наконец зеркало оказалось развернуто к ним. Ева, освещая мутную от пыли поверхность, подошла к ближе. Она отражалась в нем вся, с головы до пят.

«Нечесаное, немытое, некрашеное чучело», – подумала Ева, разглядывая себя.

Володя прав, хватит этих игр, пора в город, к цивилизации, туда, где есть горячая вода и электричество.

Володя стоял позади, и его темный силуэт казался призрачным, ненастоящим. Ева, невольно повинуясь смутному чувству, даже обернулась посмотреть, он ли это. Убедившись, повернулась обратно к зеркалу и…

Фонарь выпал из ее руки и покатился по полу. Ева не слышала, как Володя спросил, в чем дело, не заметила, что он поднял фонарь и направил в сторону зеркала.

Но искусственное освещение было уже не нужно. От зеркала шло серебристо-белое свечение, так что подвал больше не был темным. Евиного отражения не было. Из зеркала на нее смотрела другая женщина.

Хранитель.

Это была та самая женщина, которую Ева встретила на автовокзале, с которой она говорила, вернувшись в Старые Поляны.

Это ее жестоко убили.

Это она, восставшая из мертвых, показалась Еве ночью на площади; она сказала, что ей не стоит убегать.

Сейчас на ней было белое одеяние, волосы убраны в высокую прическу. Она выглядела молодой, сильной, красивой.

– Что ты хочешь сказать мне? Что я должна знать?

Хранитель молчала, пристально глядя в глаза Еве. Зато ответил Володя:

– С кем ты говоришь?

– Разве ты не видишь ее? Она прекрасна! – не оборачиваясь, ответила Ева. Губы Хранителя тоже шевельнулись, будто она едва слышно сказала что-то.

– Она говорит, но я не слышу! Не мешай мне! – Ева шагнула ближе к зеркалу.

– О чем ты? Там никого нет! В зеркале только ты!

– Глупости, – бросила Ева и вытянула вперед руку, коснувшись зеркальной поверхности.

Хранитель сделала то же самое. Ева следила за ней как зачарованная.

– А это волшебное сияние? Неужели не видишь?

– Какое сияние? Ева, все осталось как было!

Не слушая его, она подняла и вторую руку, прижав ладонь к поверхности зеркала. Хранитель – тоже. Теперь они стояли, соединившись ладонями: Ева – здесь, Хранитель – в зазеркалье.

Ева перестала обращать внимание на вопросы Володи, она больше не слышала его голоса, потому что голоса наконец-то зазвучали внутри ее.

Она жадно, с наслаждением внимала им, словно насыщаясь ключевой водой в жаркий полдень. Душный кокон беспамятства, окутывавший Еву столько лет, упал к ее ногам – ненужный, жалкий. Подлинная сущность, истинная натура обнажилась – и это было не просто второе рождение. Это было обретение себя.

То сокровенное, что долгие годы жило в ее памяти, не проявляясь, наконец-то открылось Еве. Воспоминания искристым ручьем, серебряным потоком переливались в нее капля за каплей, пока не заполнили душу целиком.

Это произошло так естественно и быстро! Несколько мгновений назад Ева не помнила себя, а в следующий миг не могла понять: как же она могла не помнить?!

Теперь она знала все.

– Я – Хранитель, – проговорила Ева, и в этот миг то отражение, что было в зеркале, исчезло. Теперь там снова была она сама. – Девочка Ева – это я, и убитая женщина, и старуха – тоже я. Это все время была я!

– Конечно, ты! – Голос Володи вынырнул откуда-то издалека и казался незнакомым.