Со мной летела бомба - Сергей Майоров

Ваня изобразил кислую мину, подтверждающую, что яд принят, и отправился на почту.

Возвращение подчиненного коллектива и два последующих дня принесли всего три новости. Ориентировками на Кореневу, отправленными Аней Топильской всем адресатам, желаемого результата не достигнуто. Она нигде не задерживалась и никем не узнавалась как знакомая. Коренева Ольга Михайловна не покидала с железнодорожного вокзала, под своей фамилией, города Черногорска. Я сознательно делаю упор на понятие «под своей фамилией», так как в списках проданных билетов ее имя не значилось. Но это вовсе не факт, что она не уехала. При нынешнем развитии печатного дела…

И третье. Недалеко от коммунального моста через реку обнаружено тело неизвестного. Для меня убитый пистолетным выстрелом в затылок гражданин перестал быть неизвестным, как только я прибыл на место происшествия. Я прямо из-под моста направил Верховцева в кафе, и вскоре он привез Бориса Кармана. Тот сглотнул слюну, вжал голову в плечи и глухо сказал:

— Это тот самый, что в диктофон текст говорил…

Я в этом и не сомневался. Официальное опознание состоялось чуть позже. Потерпевшим оказался некто Банников, освободившийся из мест лишения свободы полгода назад. Отбывал наказание за серию разбойных нападений в области. Девять лет от звонка до звонка. Неудивительно, что для меня он личность неприметная. Девять лет назад меня и в городе-то не было. Я вдыхал запах горячих песков Средней Азии.

Кажется, я был прав. Подчищается плацдарм для благополучного старта из города группы лиц. Юнгу смерть этого каторжанина не нужна. Он никогда не допустит к себе человека, которого не знает. Тем более того, у кого из биографии выпали девять лет жизни. Зачем Юнгу давать команду на отстрел свидетеля, который в отношении него не может дать никаких показаний? Зато с Табанцевым этот блондин ходил чуть ли не рука об руку. Соответственно, много знал, во многом участвовал. Зачем Виталию Алексеевичу оставлять на свободе говорящего попугая? Блондин хоть и коренной обитатель тюрьмы, по зоновским меркам, но в этот раз его будут трясти не опера РУВД и не «зеленые рубашки», а более конкретные инстанции. Тут не до героизма.

Едва затихли взрывы и наступило утро пятого декабря, как в мой кабинет зашел Обрезанов. Молча кивнув, сел на стул перед моим столом. Ответив кивком, я продолжал писать. Я чувствовал, что Макс уже близок к тому, чтобы начать все сначала.

— В управу гости из Москвы прибыли. Два генерала и три полковника. С ними один из сотрудников Управления по кадровой политике МВД. Кажется, в ГУВД грядут реформы…

— А чего ты хотел после всего того, что в городе произошло? Что они привезут несколько орденов «За заслуги перед Отечеством»?

Максим поведал, что прокуратура начала тотальную проверку подразделений и служб ГИБДД. Помощники прокуроров и следователи Следственного комитета выворачивают сейфы сотрудников, вызывают на допросы руководителей. Я сидел, слушал и убеждался, что Ванина бандероль адресата нашла. Если прокуратура ковыряется в сейфах людей с погонами и дергает начальников — значит, возбуждено уголовное дело по факту. Есть преступление, значит, должны быть и преступники с потерпевшими. Первый потерпевший уже есть. Сын генерала Морошко. Скоро подтянутся и остальные.

— Авторынок закрыт, — добавил Макс. — Все опечатано. В подвале обнаружен мини-цех по расфасовке героина.

— Послушай, зачем ты мне все это рассказываешь? Макс, пока ты не скажешь, какая сука тебя науськала на меня и с какой целью, ты не услышишь от меня ни одного теплого слова и не встретишь ни одной улыбки! Неужели ты этого не понимаешь?! Я без тебя обойдусь всегда, а ты без меня, видимо, не можешь прожить и дня! Мучишь себя голодом общения со мной, как тибетский лама…

С появлением Вани Обрезанов поднялся и ушел. И слава богу! Его жалкий вид, кроме разочарования, не вызывал у меня никаких чувств. Судя по разносу, который он устроил операм в соседнем кабинете, пар Максим выпускал за пределами моих владений.

Телефонный звонок прервал стажера на полуслове. Сорвав трубку, я рявкнул:

— Да?!

— Ты сидишь? — раздался совершенно спокойный голос Верховцева. Час назад опер убыл в экспертно-криминалистическую лабораторию. Меня интересовала глина на подошвах Банникова. На берегу сугробы, а у него на подошвах ботинок — глина. За этим я и послал Верховцева. Но он меня нокаутировал другим: — Если стоишь, то лучше сядь. Пуля, извлеченная из тела отца Ивана, и пули, выковырянные из тела Тена, выпущены из одного оружия.

— Ну, из пистолета «ТТ», — согласился я. — Я знаю.

— Не просто из пистолета «ТТ». Из одного и того же пистолета «ТТ»!

Я почувствовал, что опять начинаю задыхаться. От курения астма, как же… От нервов астма! Только от нервных потрясений и стрессов!..

— А как же Шарагин? — я уже все давно понял. Просто своими вопросами пытался заставить Верховцева рассказывать все сразу и быстро.

— Лысый хер, пушистый хвост! Пусть Торопов тем заключением задницу подотрет! Вся информация и все данные в компьютере. Начальник ЭКО уже ищет того артиста, который экспертизу мастырил! Вот суки, а?! Ты прикинь, Серега, мы там корячимся, через задницу наизнанку выворачиваемся, а эти морды козлячьи здесь что вытворяют?!

На том конце раздался какой-то возмущенный рокот, после чего — слова Верховцева, обращенные явно не ко мне: «Ну, ладно, ладно, я не всех вас имею в виду!»

— Обижаются, — пояснил он уже в трубку. — Эксперты. Все, я беру все заключения по трем убийствам и еду на базу.

Я попросил его подождать и отправил за ним Вьюна. Я уже никому не верил и всего боялся. Хватит потерь…

Как в минуты задержаний, когда отключаешься от всего, я почувствовал, как заколотилось сердце и в кровь хлынул адреналин.

Вот они…

Вот они, те самые, долгожданные, «вновь открывшиеся обстоятельства»!

— Есть! — взревел я в каком-то диком аффекте и изо всех сил врезал кулаком по столу.

Ванька, разливающий в стаканы у окна дымящийся чай, вздрогнул, и кипяток расплескался на подоконник. Он стоял и молча смотрел, как на пол падают песочные часы и пустой канцелярский набор…

Есть! Я знал, что появится ниточка, за которую можно будет дернуть и размотать весь клубок. Но я не думал, что удача улыбнется в самом главном!

Передо мной лежали три заключения. Четвертое, подложное, хранил в своем тощем, как ученическая тетрадь, уголовном деле Вязьмин. Именно из-за этого заключения никто не мог хотя бы мысленно воссоединить в единое производство уголовные дела по фактам убийства Тена и отца Вани Бурлака! Пуля в голове Банникова уже не имела для стрелявшего никакого значения. Лихорадочные сборы и зачистка шероховатостей стерли грань между осторожностью и безумием. Пусть идентифицируют пули и установят, что между смертью корейца и смертью блондина есть связь. Теперь уже все равно! Теперь главное — скрыться. А что же — глина?

— Все указывает на то, что парня кончили в одном месте, а тело сбросили в другом. Между предположительным моментом смерти и временем обнаружения трупа прошло три часа. Если учесть, что нашли тело в два часа дня, то пристрелили Банникова в одиннадцать.