Половинный код. Тот, кто спасет - Салли Грин

Меркури поднимает руки и крутит ими над головой, и ветер становится таким яростным, что отдельные предметы – книги, занавеси, бумаги – подлетают и кружат по комнате, словно подхваченные торнадо. Даже тяжеленные деревянные стулья начинают скользить по полу, словно в странном круговом танце, а меня ветер заталкивает обратно в коридор.

Меркури стоит в центре торнадо, завывая от ярости. Из нее выскакивает молния, она удлиняется и крепчает. Ван взвизгивает, и только тогда молния исчезает. Несбит стреляет снова, но он не может причинить вреда Меркури. Она убьет нас всех.

Занавес, прикрывающий выход в холл, хлещет меня по лицу, и я отступаю. Я хочу, чтобы появился зверь. Я хочу быть им, пусть даже в последний раз. И я чувствую в крови звериный адреналин и радуюсь ему.

Я внутри него. Внутри зверя. Но теперь все по-другому: теперь у нас обоих одна цель.

гобеленовый занавес хлещет нас по лицу. мы хватаем его зубами и тянем вниз. мы большие и сильные, и даже на четвереньках наша голова находится намного выше пола.

воет ветер, он похож на голос женщины, но для нас в нем нет больше смысла. это просто шум, визгливый, полный злобы.

женщина в сером стоит к нам спиной. подол ее платья разлетается, местами в нем видны прорехи. волосы стоят торчком, образуя свой собственный воздушный вихрь. вокруг нее гроза, вспышки молний. она разводит руки, и из ее ладоней через всю комнату ударяет молния. ветер немного стихает. другая женщина на полу, пытается уползти. рядом с ней мужчина постарше. он зол и он боится, за себя и за ту женщину на полу, но у него пистолет. он делает шаг вперед и стреляет, но пистолет только щелкает в его руке, он пуст, и тогда он кричит и бежит на женщину с молниями, но та резко отводит назад руку, и тут же порыв ветра подхватывает мужчину и бросает его об стену. женщина с молниями даже не оборачивается посмотреть, что с ним стало, ее интересует только другая женщина, которая уползает, и тут же в пол рядом с ней ударяет еще молния. сверкает ослепительная вспышка, и грохот прокатывается по комнате.

мы замечаем справа от нас какое-то движение. молодой человек у входа в другой коридор. по его щеке течет кровь.

мы снова смотрим на женщину с молниями. она – единственная угроза. она убьет нас, если мы не убьем ее. мы двигаемся вперед. теперь мы чувствуем, как она пахнет – металлическим запахом гнева.

женщина на полу еще жива. она обессилена, но произносит какие-то слова. потом она затихает.

ветер опадает. волосы женщины с молниями ложатся ей на шею. она снова что-то говорит, и тут же другая молния ударяет в пол. женщина на полу коротко пронзительно вскрикивает и обмякает. от ее одежды идет то ли дым, то ли пар, то ли и то, и другое. у нее горят волосы.

мы подкрадываемся к женщине с молниями. ее тело цепенеет. она что-то почуяла. мы готовимся к прыжку, напрягаем задние лапы. женщина поворачивается. видит нас. она удивлена, но не отступает. она поднимает руку, чтобы наслать на нас ветер или молнию, но мы уже прыгнули. она на полу, под нами, мы прижимаем ее лапами. ее тонкое и хрупкое, но такое жесткое тело теряется под нами.

молния вспыхивает вокруг нас, заливая ослепительным светом всю комнату. громко. еще громче. ярче. совсем близко, но все же не задевает нас. кругом гроза, она бесится, воет, холод пронизывает до костей. мы в самом ее центре. но мы не отпускаем, держим женщину, прижимаем ее к груди. у нее ломаются ребра. щелк, щелк, щелк. мы вонзаем наши клыки ей в бок, разрываем его, сплевываем кости, вгрызаемся снова. кровь горячая. вытекая, она остывает и парит, как лужи после дождя. мы рвем ее когтями. сквозь шершавую кожу, глубже, через ребра и внутренности прогрызаемся к тазовой кости.

ветер стихает.

наступает покой.

страха нет. он исчез с последними вспышками молнии и раскатами грома. осталось лишь облегчение.

маленький огонек лижет гобеленовый занавес сбоку. в воздухе висят дым и пар.

женщина с молниями не двигается.

мы выпускаем ее из наших зубов, и ее тело со стуком падает на пол. мы обнюхиваем ее от плеча до живота, разорванную и красную.

ее кровь вкусная.

мы берем ее в зубы, слегка приподнимая при каждом укусе. нам нравится то, какая она красная, и как она пахнет.

я в ванной.

меня трясет.

но я уже я.

я набираю в ванну воды, смываю кровь с рук.

я помню каждую секунду того, как я был зверем, я все помню.

я ложусь в ванну, соскальзываю на дно, погружаюсь под воду. когда я снова поднимаюсь на поверхность, вода розовая.

я думаю, что меня будет тошнить, вылезаю из ванной и подхожу к унитазу, но тошноты нет.

меня больше не трясет.

– Можно с тобой поговорить?

В дверях ванной стоит Габриэль. Я стою к нему спиной, но вижу его в зеркало. Он делает несколько шагов внутрь. Он невероятно, безупречно красив, а еще он встревожен, и он настоящий человек, а я гляжу на себя, на свое отражение в зеркале. Я такой же, как всегда, и все же я изменился.

Я говорю Габриэлю:

– Я все помню. – Помню даже, как я превратился обратно. Когда Меркури умерла, я был рядом с ней, чуял, как ее жизнь растворяется в молчании вокруг. Несбит, хромая, подошел к Ван, опустился возле нее на колени, взял ее руку и, щупая пульс, что-то шептал ей, уговаривал исцелиться. Она обгорела, почернела, от нее шел дым. Несбит говорил с ней очень тихо. От него пахло печалью. Из коридора пришел Габриэль. У него уже не было пистолета. Он шел прямо ко мне, протянув руки ладонями вперед. Не встречаясь со мной взглядом, то опуская глаза в пол, то, наоборот, поднимая их к потолку, он сел на мокрый ковер рядом со мной. Я лег около него, расслабился, и звериный адреналин начал покидать мое тело, а через секунду я уже был самим собой. Я вернулся в свое другое «я». В то, которое зовут Натан.

Габриэль сказал:

– Это хорошо, что ты помнишь.

– Да, может быть. Не знаю. – Я поворачиваюсь к нему лицом. – Когда я зверь, все по-другому. Я сам другой. – Я говорю это так тихо, что даже не знаю, слышит он меня или нет.

– Не бойся своего Дара, Натан.

– А я и не боюсь, больше не боюсь. Просто, когда я превращаюсь, когда я зверь, все меняется. Я наблюдаю за ним, и в то же время я сам – часть его, чувствую то же, что и он. И знаешь, Габриэль, это так приятно, – раствориться в нем, быть им, стать полностью, совершенно диким. Я не хочу становиться зверем, Габриэль, но, когда я – это он, ничего нет лучше. Это самое лучшее, самое дикое и самое прекрасное чувство на земле. Я всегда думал, что Дар отражает что-то главное в человеке, и теперь мне кажется, что мой Дар отражает мои желания, а я хочу только одного – быть полностью свободным и диким. Без всякого контроля.