Забытые по воскресеньям - Валери Перрен

– Могу… но сначала кое-что закончу, а ты не мешай.

– Что подаришь мне на Рождество?

– Не признаюсь даже под пыткой.

– Упираться будешь, но дольше часа не продержишься!

24 декабря 1989 года, в 18:00, надев вязаную шапочку, Аннет сказала Эжени, что быстренько сбегает в супермаркет.

Руки Эжени были в фарше, и она настояла, чтобы Арман пошел с ней, тем более что список уже составлен. «Поторопитесь, пока магазин не закрылся!»

На сей раз Арман не стал искать предлог, чтобы увернуться, возможно, потому, что шапочка скрывала волосы и сыграла роль громоотвода.

Было темно и холодно, год подходил к концу. Весь год он пытался не вспоминать ее, боялся думать о ее приходах в дом и избегал невестку, для чего брал на заводе дополнительные смены. Он устал.

Аннет захотела пойти пешком, Арман не согласился: «Поедем на машине…» Он поставил отопление на максимум, она включила радио, нашла станцию. Этьен Дао запел «Павшего за Францию».

Аннет спросила, как переводится название песни. Арман ответил, что это связано с проявленным на войне героизмом. Она ответила, что у парня, который поет, «невоенный» голос. Это замечание заставило Армана улыбнуться.

В голове молнией промелькнула мысль: «Я ее украду, выкуп требовать не стану и никому не отдам», – но спросил он о другом:

– Что тебе понадобилось в магазине?

– Кое-что для девушек.

Арман почувствовал себя стариком. «Она – девушка, а я – старик. К тому же она жена моего сына».

Он поставил машину у входа, они вышли на тротуар, и Арман не смог удержаться от взгляда на губы Аннет, выдыхавшие облачка холодного пара.

Их силуэты отразились в витрине на фоне объявления о рождественской распродаже, и Арман подумал, что тень выглядит моложе его самого. Он чувствует себя старым, хоть и не стар.

Они вошли в магазин, на месте которого теперь открыли гараж, этакую мини-мастерскую по замене масла, запчастей и шиномонтажу.

Итак, они вошли и стали последними клиентами – всем людям нужно было готовиться к празднику.

Арман прочел список, который Эжени написала на обрывке подарочной бумаги: крупная соль, свежие шампиньоны – нерезаные! – ватные палочки. Зачем ей понадобились палочки в вечер сочельника?

Арман пересекся с Аннет в отделе сопутствующих товаров, где она с сосредоточенным видом на лице выбирала тампоны.

Он покраснел. Полотенца, салфетки и другие «штучки» его жены лежали в глубине ящика комода в ванной, а если они вместе ходили по магазину, она целомудренно прикрывала их чем-то другим.

Эжени сказала Арману, что Ален с Аннет безуспешно пытаются завести ребенка, и он подумал, что молодая женщина, должно быть, безутешна.

Он практически сбежал в отдел специй, нашел крупную соль и заплатил.

Уходя, Арман пожелал кассирше счастливого Рождества, чего раньше никогда не делал. Его вообще никто не назвал бы приветливым человеком.

Аннет ждала его в машине – она поспешила оплатить свои тампоны, чтобы не заставлять свекра лишний раз краснеть. Она сняла шапку и улыбнулась, увидев его, а Арман сказал себе: «Убирайся отсюда, беги со всех ног!» Главная улица и церковь погрузились в темноту.

Он сел в машину. Включил зажигание и отопление, бросил сумку с покупками на заднее сиденье, снял машину с ручника, подул на пальцы и… поцеловал Аннет, вместо того чтобы тронуться с места. Арман закрыл глаза, провел ладонями по волосам и скользнул языком в ее пахнущий земляникой рот. Она придвинулась ближе. Поцелуй Аннет оставлял во рту аромат кисленьких леденцов, которые он покупал близнецам, когда они жили дома.

Глава 57

Эдна ничего не чувствует. Ни жары, ни холода.

Она села на парижский поезд в 14:03, бросив Люсьена с рюкзаком и Розу в кафе папаши Луи.

Порядок восстановлен.

Эдна будет бездетной вдовой.

Вдовой никогда не существовавшего человека.

Ребенок без матери – сирота. А как назвать мать без ребенка? Матерью чужого ребенка.

Эдна любила мужчину, взятого в долг у жизни. Она несколько лет пыталась стереть тряпкой следы другой женщины и так и не преуспела. Теперь она освободится.

Как ни странно, Эдне не грустно, но счастья она тоже не чувствует. Она заполнена воздухом, как шарик, который Роза держала за ниточку на сельском празднике. Она освободилась от чувств.

При мысли о светлых глазах дочери ей кажется, что по щеке стекает слеза и останавливается на верхней губе. Эдна проглатывает горячую каплю. Шарик со слезой внутри.

В Париже она выйдет из вагона, перережет ниточку, удерживающую ее внизу, и улетит далеко-далеко. Поблагодарив перед этим небо за чудесный подарок, полученный однажды на Восточном вокзале.

Глава 58

На больничной парковке я, как и вчера, ищу ее взглядом и на этот раз нахожу очень быстро. Она на крыше правого крыла между навесом и мансардным окном. Рядом с ней другие птицы. Самые разные, одни на деревьях, другие – в небе, на молодых дубах и коньке двускатной крыши.

Посещения разрешены с 14:00. Роза находится в приемном покое. Надеюсь, что одна, без Романа и его жены. Господь милосердный, сделай так, чтобы я больше никогда в жизни не встретилась с Клотильдой!

Роза стоит у кофейного автомата, который, судя по виду жижи в стаканчике, делает скорее чай. Она улыбается, увидев меня и дедулю. Он, как обычно, ссылается на желание пописать и скрывается в сортире. Роза протягивает мне конверт:

– Держите…

– Что это?

– Письмо.

– Что за письмо?

– Увидите… Роман сказал, что вы пишете историю моих родителей. Письмо вас заинтересует.

Я сую конверт в сумку.

– Как она?

– По-прежнему в коме.

Ко мне возвращается надежда, хотя, похоже, все кончено. Элен вернется в «Гортензии», будет сидеть в кресле и любоваться пейзажем. Роман вернется, чтобы сфотографировать меня, и я буду отлично причесана. Роза смотрит на меня и говорит:

– Пора, у меня поезд.

Она выкидывает стаканчик с недопитым кофе в урну. Я не решаюсь спросить, здесь ли Роман с женой.

Вхожу в лифт, где уже едет пара старичков. Они держатся за руки. Не знаю почему, но я начинаю думать, что люди горюют меньше, когда умирает старый человек. Говорят: «Ну, что поделаешь, такова жизнь». Так почему же я плачу?

Снова, как и вчера, ошибаюсь этажом, ищу коридор и не нахожу. Прохожу через автоматические двери и надеюсь, что не увижу Романа. Бесконечно длинные коридоры украшены гирляндами, и в сочетании с лампами дневного света это выглядит странно. Наводит на мысль о кассиршах больших магазинов, которые в декабре напяливают красные, с белой