Солнечное сплетение - Сергей Зверев

Вскоре Князь замолк. Мы вышли в опасную зону. И теперь должны производить минимум шума, зато сами обратиться в слух.

Дорога была проторенная, здесь мы уже ходили. Двигались предельно осторожно, со знанием дела. Прокладывал путь зоркий Утес, глаза которого были усилены очками ноктовизора – прибора ночного видения.

Ровная местность кончилась. Дальше мы взбирались по взгорьям, и песок с камнями сыпался из-под наших подошв. Пробирались оврагами. Продирались сквозь заросли. И километр за километром приближались к цели. Мы придем вовремя. Как Высоцкий писал «мы успеем, в гости к богу не бывает опозданий»… Как там дальше:

«так что там ангелы поют такими злыми голосами»… Тьфу, ну что за ассоциации в голову лезут?

Шаг за шагом мы двигались к цели. Тенями рассекали пустынную ночь. Засечь нас можно или случайно, или если знать, где ждать…

– Быстрее, – время от времени понукал я, когда темп падал.

Время уходило, рассвет уже начинал красить небо, надобности в ПНВ больше не было.

Мы ступили в русло иссохшей реки. Поднялись по пригорку и очутились в небольшой расщелине.

И со всей дури угодили в засаду.

– Вот тебе и «Квос эго», – прошептал Рад…

В подмосковную резиденцию на доклад президенту министр обороны и начальник ГРУ прибыли в восемь утра. Главной темой являлась ситуация в Сирийской Арабской Республике.

Хозяин и гости устроились на просторной веранде, под лапами вековых елей, в неформальной обстановке, за чашкой кофе. Но эта сельская идиллия никого не обманывала. Разговор был предельно жесткий.

Начальник ГРУ изложил свои соображения по поводу готового вот-вот разразиться кризиса. Президенту ничего не надо было разжевывать. Сам бывший спецслужбист, он ловил все на лету. И хмурился все больше.

– Я так понимаю, вы не успеваете с локализацией кризиса? – спросил он в лоб.

– Трудно сказать, – произнес невесело начальник ГРУ. – Скажем так – идем ноздря в ноздрю с ситуацией.

– Значит, любая случайность может погубить все наши планы.

– Или планы противника.

– Плохо, товарищи генералы. Я недоволен вами, – отчеканил президент. – Но я-то прощу, я отходчивый. А простит ли нам народ, страна, история?

– К проигравшим история обычно жестока, – сказал министр.

– Вот именно, – президент провел пальцем по золотому ободку на кромке фарфоровой чашки, задумавшись. Потом сказал: – Вы, конечно, в курсе, какая альтернатива вашей спецоперации?

– В курсе, – кивнул министр обороны.

Он сам предлагал ряд мер – одна хуже другой. Созыв Совета Безопасности ООН, официальные заявления, конфронтация вплоть до угрозы ядерного конфликта. Но до свершившейся провокации затевать что-то бесполезно – нет фактуры. Взывать к мировой общественности, не имея конкретной информации на руках, бессмысленно хотя бы потому, что основная часть этой «общественности» униженно пляшет под дудку Дяди Сэма. А после рокового события все российские заявления будут выглядеть как оправдания. Цугцванг – это такая позиция в шахматах, которая ухудшается от любого последующего хода. Есть один только выигрышный ход – это верный удар разведывательно-диверсионной группы «Бриз». Но вот только эта проходная пешка никак не может занять подходящее положение на доске.

– Какие известия от ваших спецназовцев? – спросил президент.

– Пока молчат… Они выходят на линию удара…

– Когда противник начнет действовать?

– Наши спецпропагандисты утверждают, что через три-четыре дня. Это будет пик информационной истерии.

– Через два дня мы начинаем действовать по запасному варианту. И тогда разведка уступит место дипломатии.

Визит был закончен. Все было сказано. Настроение у всех было, мягко сказать, пасмурное – под стать не по весеннему дождливому дню.

Вернувшись в родную контору, генерал Топилин вызвал к себе Шабанова. И в непарламентских выражениях высказал все, что думает о ситуации, а заодно и о его любимчиках-спецназовцах. Когда выдохся, уже тоном ниже произнес:

– Это будет самый громкий наш провал за последний десяток лет.

Шабанов кивнул – тут не поспоришь. И положил перед начальником обзор СМИ за последние сутки.

Топилин пролистнул избранные перлы средств массовой информации, описывающие невероятные страдания мирного населения, бегущего от мести правительства Сирии. Рвущие на себе паранджи женщины, причитания, разбомбленный автобус. Глаза, глаза, глаза – обязательно детские, беспомощные. Как мантра повторяется везде и всюду – «мирное население», «мирное население». Страдания мирного населения. Военные преступления против мирного населения. Геноцид мирного населения. Гуманитарная катастрофа среди мирного населения.

– Очень трогательно, – кивнул Топилин. – Мирное население – эти слова уже сами по себе выдавливают слезу.

– Самое интересное, что для Халифата вообще нет такого понятия, как мирное население, – отметил Шабанов. – Что солдаты врага, что их жены и дети, все одно – неверные, которых надлежит покорить или уничтожить. Пускай Аллах на небесах разбирается, кто там был мирный или немирный.

– Но картинка эта для своего зрителя. Западный обыватель очень трепетно относится к мирному населению.

– Это да, – кивнул Шабанов. – Обыватель сам себя считает мирным населением. И очень хочет, чтобы к нему относились с пиететом, чтобы он мог ощущать себя в безопасности. Пусть мрут грубые военные. Пусть тонут военные корабли и бьются военные самолеты. Но только чтобы не трогали его, обывателя. Он же мирный…

– И считает, что лужайка перед его домом будет зеленеть вечно.

– Степан Климентьевич, смешнее всего, что Халифат с его наплевательским отношением к базовым принципам войны, к делению на мирных и не мирных, на комбатантов и некомбатантов, идет ровно в русле европейской традиции. Европейцам всегда было искренне плевать на это самое мирное население. Потому что они по сути своей нацисты. Гитлер просто вслух выразил то, что живет в душе большинства колбасников, лягушатников, викингов. Чужие для них никогда не были людьми. Именно просвещенная Европа прославилась самыми изощренными видами геноцида.

– Души десятков миллионов индейцев вопиют об этом, – хмыкнул Топилин.

– А чем хуже Индия с миллионами расстрелянных, скончавшихся под пытками от рук белых сахибов? Что творилось в Африке – это вообще неописуемо. Взять «каучуковый геноцид». В просвещенном девятнадцатом веке король Бельгии наложил лапу на Конго, чтобы, как говорилось в решении Берлинской конференции по Африке, «обеспечить развитие континента, материальной и моральной жизни туземцев и борьбу с рабовладением». Он и обеспечил всеобщую занятость населения – на каучуковых плантациях. Изобрел эффективные меры стимулирования производительности труда – жен и детей работников брали в заложники, при невыполнении отцом семейства неподъемных норм выработки его родным отрубали руки или убивали. Деревнями вырезали. От надсмотрщиков и их боевиков для списания патронов требовали предъявлять лишь отрезанные руки. Результат – десять миллионов убитых и замученных – то самое пресловутое мирное население. Выдранные с кровью деньги шли на развитие Бельгии – эта грязная паразитка невиданно расцвела, и теперь Брюссель является столицей Евросоюза и НАТО. Все это ничего не напоминает?