Восемь лет до весны - Владимир Колычев

– Восемь миллионов – это особо крупный размер, до пятнадцати лет лишения свободы, – сказал адвокат. – Но у вас, Леонид Игоревич, взятку вымогали. Вы обязательно должны показать это на следующем допросе.

Факт вымогательства мог полностью освободить меня от уголовной ответственности, но я почему-то в это не верил. В мою тюремную судьбу всегда вмешивалась чья-то злая воля. Суд никогда не был милостив ко мне.

В спортивный костюм я переоделся в помещении для допросов. Адвокат забрал мою одежду, а я отправился в камеру.

Там появились новые постояльцы. Оба рослые, накачанные, на плечах татуировки, но все вольного содержания – готические узоры, эльфийские орнаменты, восточные драконы, ничего серьезного. Да они в общем-то и не пытались изображать из себя бывалых уголовников, приняли меня довольно-таки дружелюбно.

Но в разговоры со мной эти качки вступали неохотно, о чем-то перешептывались между собой, переглядывались. Я заподозрил неладное сразу, едва только переступил порог.

Если они подельники, то не могли быть закрыты в одной камере. Эти ребята вели себя так, как будто давно знали друг друга. Наседками они не являлись определенно, потому как я не собирался запираться в своих показаниях, и опускать меня не торопились. Это значило, что все худшее только впереди.

Санька не догадался передать мне заточку, но я нашел выход из ситуации, вспомнил старый способ.

Я сломал черенок ложки и согнул тупой конец, чтобы удобней было держать. Второй конец можно было назвать острым лишь весьма условно, потому как наточить я его не мог. Напильника у меня не было, а пол, как назло, был деревянным. Да и стены, покрытые мягкой штукатуркой, никак не могли заменить мне точильный камень.

Нечистая сила появляется в полночь. Примерно в это время все и началось. Лысый Гоша сходил по нужде, возвращался к своей шконке, зевал на ходу и даже покачивался спросонья. Но весь этот спектакль закончился, едва он поравнялся со мной.

Этот тип навалился на меня. Парень здоровенный, руки длинные и сильные. Я ничего не смог бы с ним поделать, возьми он меня в захват.

Но я готов был к нападению. Гоша смог обхватить меня своими лапищами, но не сумел заблокировать руку, в которой я сжимал незаконченную заточку. Я ткнул его черенком в глаз, постарался погрузить его на всю глубину.

Гоша взвыл от боли, отскочил от меня как ужаленный, но его место занял скуластый Витя. Этот мудрить не стал. Он ударил меня кулаком в голову, припечатал ее к шконке. Я сам не понял, как смог подняться. Витя снова ударил меня, и я растянулся на полу.

Взбешенный Гоша размахнулся, но промазал и отбил пальцы о железный уголок шконки. Еще он помешал Вите добить меня Мне удалось подняться, закрыться руками. Витя ударил ногой. Я схватил ее, потянул на себя и смог бы уронить его на пол, если бы не Гоша. На этот раз он был куда точнее. Моя голова едва не треснула от мощного удара в лоб. Все же я удержался на ногах и даже смог закрыться от следующего удара.

Качки прижали меня к стене и били с двух сторон, но я каким-то чудом продолжал держаться на ногах.

Первым выдохся Гоша. Я не знал, выбил ему глаза или нет, однако травматический эффект сказывался. Этот амбал стремительно терял силы. В конце концов он стал больше мешать Вите, чем помогать, а потом и вовсе вышел из игры.

Витя увлекся, молотил меня, пробивал мою хлипкую защиту. Ему казалось, что я вот-вот упаду и больше не поднимусь. Он уже перестал думать о защите. Поэтому я умудрился схватить его за шею и свалить на пол. Я задушил бы его, если бы не открылась дверь и не появились менты.

Бить меня они не стали, просто перетащили в другую камеру. Там я и лежал до утра, как тухнущая отбивная.

Потом появился врач и оказал мне помощь. Вслед за ним пришел следователь и сказал, что принято решение о переводе меня в медчасть следственного изолятора. Я же потребовал прокурора.

– Я сейчас отсюда выхожу или делаю заявление о том, что меня мочили менты, – с трудом проговорил я.

Амбалы выбили мне два передних зуба. Лицо мое как будто побывало в мясорубке. Но я был жив и рвался на свободу.

Следователь понял все правильно, изменил меру пресечения на подписку о невыезде. Я отправился в обычную больницу. Виталик и Саня не заставили себя долго ждать. Вместе с ними подъехали парни внушительной внешности в черных пиджаках. Это уже была настоящая, а не бутафорская команда.

– Давай рассказывай! – в дружелюбном тоне потребовал Виталик.

Он напоминал боксера перед выходом на ринг, двигался резко, энергично, просто рвался в бой.

– Меня хотели убить, – сказал я.

Наверное, я должен был быть найден с петлей на шее. Может быть, с посмертной запиской в кармане. Дескать, зашел в тупик, не вижу смысла жить, что-нибудь еще в этом же роде.

– Кто?

– Да подселили каких-то. Надо выяснять.

– Обязательно выясним, – сказал Санька.

– Это стопудово Кирицын, – зло проговорил Виталик.

Я кивнул, не собираясь оспаривать эту версию.

– Не хочет уступать, – поддержал его Санька.

– А ты говорил, по-хорошему надо, – попенял мне Виталик.

– Тут не только меня, но еще и Трохина слили, – сказал я.

– Так Кирицын и слил, больше некому, – сказал Санька.

Именно это я и ожидал услышать. Кирицын разыграл комбинацию, собирался одним выстрелом убить сразу двух зайцев. А кто еще мог это сделать?

– Ты давай отлеживайся здесь, зализывай раны, – с усмешкой произнес Виталик. – Мы сами разберемся.

Сотрясение мозга у меня, нос сломан, в ребрах трещины, лицо – один сплошной ушиб. Не боец я, но если вдруг припрет, то поднимусь в полный рост.

Санька с Виталиком ушли. Чуть погодя от них прибыл крепкий на вид парень, который взял под охрану мою палату.

Появилась и Лиля. Она окружила меня вниманием, накормила, помогла помыться, уложила спать, осталась на ночь и лишних вопросов не задавала.

Да, у меня проблемы. Опасность еще не миновала. Но так на то она и жизнь, чтобы черные полосы в ней чередовались с белыми.

Утром Лиля уехала, к обеду обещала вернуться. Я сказал ей, что торопиться вовсе не обязательно, да и на ночь можно уже не оставаться. Но Лилю не разубедишь.

В одиночестве я оставался недолго. Не прошло и получаса, как появилась Дульсинея, как всегда неотразимая. Я не смог скрыть своего удивления. Вот уж кого здесь не должно было быть.

– Не ожидал? – с улыбкой спросила она и сама же себе ответила: – Да, не ожидал.

Я не был прикован к постели, мог подниматься, худо-бедно передвигаться. Спортивный костюм на мне вместо пижамы, кровать заправлена. Я лежал поверх одеяла, но не поднялся навстречу Дульсинее, хотя и мог.

– Да как-то не думал.