Отшельник - Ульяна Соболева

Но я решила, что он ко мне относится иначе, не знаю почему, наверное, женщины слишком самоуверенные, и едва мужчина хотя бы немного меняет свое отношение к ним, они уже искренне верят, что это любовь. Боже, я действительно хотела в это верить. У меня не было опыта с мужчинами, у меня не было отношений, у меня не было примеров — как должно быть. Был Огинский, который вдруг стал невероятно обаятельным и сводящим с ума своим вниманием. Был единственный мужчина, с которым меня трясло от возбуждения, и который сводил меня с ума, то заставляя дрожать от страха, то вибрировать в его опытных руках от вожделения.

Я… должна была бежать в этот день. Должна была остаться дома и, пока его нет, в пересменку уйти вместо Алены, которую выпустил бы позже охранник. Все было продумано и даже отрепетировано, когда я оставалась одна в кабинете под предлогом, что мне там уютно, Алена приходила там убирать или приносила мне чай. Мне не надо было выходить на лестницу… не надо было идти следом за ним. Мне надо было сбежать, как я и планировала, но судьбы решаются в мгновения, как и рушатся все иллюзии, как и разбиваются мечты. Все за доли секунд. Смотрела, как он спускается вниз в своем стальном костюме с блестящими волосами и этой неповторимой походкой спортсмена. Я вдруг неожиданно для себя спросила:

— Ты скоро вернешься?

И я впервые увидела у него этот взгляд с сомнением, с каким-то ликованием и сомнением, словно он сам не понял — ослышался ли. И в эту секунду я решила, что останусь… на собственную казнь.

Ведь я позвонила Ларисе, чтобы сказать, что передумала, в тот момент, как зверь решил разорвать меня и не дал сказать ни слова. Когда я поняла, что сделает со мной, меня окатило льдом, градом из ледяных комьев. Сказка обернулась дичайшим кошмаром, и все декорации облезли, оставив после себя обугленные стены. А ведь все могло быть иначе, все могло быть по-другому… нет, не могло. Он хотел меня разорвать и разорвал на части. От меня ничего не зависело. Его игра и его правила. Я плакала не только от боли, я плакала от понимания, что я никто и ничто, я бесправная и безвольная кукла, и он лишь дал мне иллюзию, а потом сам же ее и разломал больно и очень жестоко. И я так и не поняла — за что. Смотрела на его лицо сквозь туман боли и слез и не понимала, почему со мной так. Я ведь так никуда и не сбежала. Он ведь знает, что я отказалась… знает и так безжалостно меня раздирает своей ненавистью, порождая во мне ответную и лютую.

Он двигался, а во мне что-то обрывалось от каждого болезненного толчка, словно я становилась пустой, во мне умирала вера в хорошее, вера в то, что у меня все будет хорошо. Не будет. Он не даст. Он будет топтать мое хорошее, когда ему захочется. А мне хотелось умереть, просто закрыть глаза и больше никогда не открывать, а еще никогда не видеть его! Но я не умерла, и мои мучения еще не закончились. Вряд ли он наигрался. Теперь меня починят, чтоб он мог поломать снова, и вот эта ведьма с черными волосами и взглядом змеи будет присматривать, чтоб все прошло как надо.

— Поживее там! В комнате надо убраться. Слугам не положено мыться в хозяйских комнатах.

Я не мылась, я все еще смотрела на себя в зеркало, на свои опухшие губы, на засосы на груди, на следы его пальцев на плечах. Нет, они не болели, болело внутри. Болело там, где разбилась та самая иллюзия. Я горько ошиблась. Со мной рядом не было невероятного и особенного человека, со мной был зверь в человеческом обличье, и он будет рвать меня снова. Мне было интересно, как меня накажут, если я ослушаюсь — выгонят? Я ошибалась, Огинский наказывал иначе, у него имелся сценарий, и я даже не подозревала, что скоро увижу, как обычно происходит наказание.

— Поживее, я сказала.

Постучала в дверь.

— Мне еще объяснять твои обязанности по дому. Мне есть, чем заняться.

Я стала под струи воды и закрыла глаза, смывая с себя каждое его прикосновение, каждый поцелуй, который я могла бы отдать сама и который никогда не прощу ему за то, что насильно. Ведьма еще долго стучала в дверь, а я ее не слышала, я все терла и терла себя мочалкой, а когда вышла, разъяренная фурия швырнула мне вещи в лицо.

— Переоденься и иди за мной. Завтра утром приезжает госпожа Огинская, и каждая должна знать свои обязанности, а ты ни черта не умеешь. Лучше б тебя выгнали.

— Лучше, — тихо ответила я, — скажи своему хозяину, пусть выгонит, или ты сама можешь увольнять прислугу?

— Думаешь, если тебя здесь оттрахали, ты самая умная? Обычно после секса переезжают в хозяйские хоромы, а не ссылаются мыть туалеты. Так что, думаю, умничать ты вообще не будешь.

Наверное, у нее даже не укладывалось в голове, что я счастлива переселиться в крыло прислуги и никогда не видеть Огинского. Конечно же, это были лишь мечты, и я уже понимала, что никто меня в покое не оставит. Он уже не остановится, я слышала этот приговор в его голосе и видела в глазах, когда он рычал, овладевая мной, и затыкал мне рот ладонью. Казнь для меня теперь выглядела именно так — когда мужчина насилует женщину, которая могла бы отдаться ему по собственной воле, но он решил причинить боль и оказался самым безжалостным палачом в своей слепой ярости.

Они готовились к ее приезду так, словно встречали саму королеву. Кристина, как надзирательница, ходила за девочками и тонкой указкой показывала на неидеально расправленное постельное белье, тыкая прозрачным наконечником в морщинку, и мне казалось, она готова этой указкой хлестать нас по пальцам. Я бы не удивилась, если бы она опустила указку на пухлые руки Бины, которая до трясучки ее боялась и очень старалась выслужиться. По всему дому в спальнях были застелены кипельно-белые отутюженные до хруста простыни, стоячие наволочки и пахнущие морозом покрывала с вензелем РО. Мне почему-то казалось, что это не Огинский дал подобное распоряжение вышивать свои инициалы на постельном белье, а та, что скоро приедет. Я мало верила в то, что это будет прекрасная и добрая женщина, судя по напряжению, которое царило в Багровом закате — Кристина лишь жалкое подобие настоящей ведьмы. Настоящую мы все скоро увидим. Меня поселили в одной комнате с Альбиной. Молчаливой и загнанной, как трусливый зверек, который строго следует всем указаниям. Но меня это устраивало, потому что та не лезла с разговорами и расспросами.

Первой же ночью мне приснился Огинский. Это был странный сон. Нет, он не снился мне жутким чудовищем… в самом начале сна он обычно улыбался мне, целовал мои губы, трогал своими красивыми длинными пальцами мои волосы, а в конце его руки обросли шерстью. А вместо рта открылась зубастая пасть с клыками-лезвиями, и он рвал мою плоть и вбивался в меня своим огромным членом. Я рыдала и отбивалась, мои слезы были отчего-то кровавыми, и он размазывал их по моему телу и слизывал раздвоенным змеиным языком. Зверь затыкал мне рот огромной лапой и выл мне в лицо, парализуя своими желтыми глазами. Но больнее всего мне было не ощущать его огромную плоть внутри себя до разрывов, а то, что я помнила, как утром он мне улыбался, ласкал мое тело, и его губы так нежно терзали мой рот, что хотелось расплакаться от отчаянного разочарования. Хотелось кричать в звериную пасть.