Эксгумация - Даниэль Жирар

— Позвони мне, как только забронируешь билет, Аннабель. Сию же секунду, как только сделаешь это.

— Мама, ты не слушаешь. Я не…

Но линия была мертва. Ее мать бросила трубку. Шварцман прижала телефон к груди и какое-то время держала так.

У нее рак груди.

Из-за нее погибла молодая женщина.

Ава мертва.

Из-за нее.

Она потеряла Аву. Они даже не успели попрощаться.

Будет ли Спенсер и дальше убивать людей, пока она не вернется домой? Будет ли выбирать жертву из числа тех, кому она небезразлична? Стоит ли бороться с ним?

Она может прекратить борьбу. Вернуться домой и остаться со Спенсером. Пусть он занимается ее раком и ее операциями. Она готова жить в желтом аду. По крайней мере, тогда никто не пострадает, пока будет длиться эта игра.

Но в конце концов она наскучит ему. Он устанет от жены, которая не может быть идеальной. Он просто задался целью вернуть ее. Если она уступит, то он станет победителем. Если она вернется домой, возможно, он просто разведется с ней. Ведь что еще им остается?

По телу пробежала дрожь.

Все эти годы Анна боролась за то, чтобы сбежать. Она врач. У нее своя жизнь. И она не вернется в Южную Каролину. Спенсер не может вынудить ее это сделать. Рак — это не смертный приговор. В отличие от поездки в Южную Каролину. Вот это действительно конец. Неужели, по его мнению, погибло мало людей?

Интересно, кто будет проводить вскрытие Авы? Или оно уже сделано? Анне хотелось быть там, чтобы посмотреть и убедиться, что ничего не упущено. Чтобы присматривать за ней.

В комнате для допросов Хейли, Хэл и Мэйси встали из-за стола. Они закончили. Шварцман пропустила конец допроса, но, судя по лицу Мэйси, все будет в порядке.

Однако ей в любом случае придется соблюдать дистанцию. В ее жизни не было места ни для кого. Рак и тень Спенсера были ее единственными спутниками.

Анна выскользнула из комнаты наблюдения и нырнула в туалет в конце коридора. Заперлась в кабинке и постаралась взять себя в руки.

У нее есть время разобраться во всем. Она могла бы пойти в морг, но сейчас от нее там не будет никакого толка, поэтому лучше почитать про рак и способы его лечения. Затем она позвонит в полицейское управление Чарльстона, выяснит, что случилось с Авой. И составит план игры.

Она, как всегда, будет двигаться вперед, но сначала отдаст себе утро и постарается отвлечься, решая простые жизненные задачи. Забрать из химчистки пару брюк, пополнить на рынке съестные припасы. Можно купить чашку кофе, почитать газету, выполнить мелкие домашние дела. Если ей повезет, это займет пару часов.

Шварцман прошла по коридорам, не встретив никого из знакомых, и вышла на улицу, сразу же испытав желание оказаться в умиротворяющей тишине морга.

На небе наконец-то сияло солнце. Лестница, ведущая в отделение, была мокрой, в воздухе пахло недавним дождем.

— Доктор Шварцман!

К ней подбежал запыхавшийся Кен Мэйси.

— Я рад, что поймал вас. Хэл сказал, что вы наблюдали за допросом.

Анна ему верила. Возможно, было бы легче наоборот, но она верила. Не то чтобы это что-то изменило. Но теперь все было иначе.

— Спасибо, что были здесь, — сказал Мэйси, сверля ее взглядом.

Анна не выдержала и отвернулась.

— Не стоит, — сказала она и полезла в сумочку, чтобы найти ключи от машины. — Я ничего не делала.

— Неправда. — Он потянулся к ее свободной руке, той, что лежала на ремешке сумочки. Шварцман застыла на месте.

— Спасибо, — сказал Кен, мягко сжимая ее руку. — Надеюсь, вы позволите мне в знак благодарности угостить вас ужином.

— В этом нет необходимости.

— Я и не говорил, что она есть. Я напишу вам позже на неделе.

Анна не сказала ему «нет». Ей понравился их ужин. Неужели он был менее двух дней назад?

Как же сильно все изменилось с пятницы…

Кен зашагал назад в здание. Даже после допроса его походка оставалась легкой и уверенной. Было видно, что он не потерял бодрости духа. Мэйси обернулся, не сбавляя скорости, и улыбнулся ей. Он ей нравился.

Стоя одна на лестнице, Анна не могла избавиться от неловкого ощущения, что она у всех на виду устроила сцену. Но когда огляделась, то увидела просто людей, каждый из которых занимался своим делом. Одни куда-то шли по своим делам, другие на ходу строчили эсэмэски, разговаривали по телефону или курили. Бездомный просил денег у группы женщин, которые собрались неподалеку от входа.

Шварцман была для них незаметной, силуэтом в окружении темных теней. Она вновь повернулась к зданию. Сама мысль о морге и ожидающих ее телах дарила чувство умиротворения. Морг — единственное место, где ей по-настоящему спокойно.

Гринвилл, Южная Каролина

Напоминалка в календаре прожужжала в понедельник утром в десять сорок пять, за пятнадцать минут до назначенного времени.

Она уже наверняка сидит на телефоне, ждет его звонка. Он развернул итальянское кожаное офисное кресло и посмотрел в окно. Небо было голубым. Ветерок нежно колыхал листья на деревьях вдоль улицы. Типичный день.

Но больше всего он обожал этот вид не за небо и не за город, а за баптистскую церковь — историческое здание с римскими колоннами и ступенями, не уступавшими мемориалу Линкольна.

Он смотрел вниз, на зеленый шпиль с перекрещенными стрелами и прихожан, которые каждую неделю спешили сюда, словно привлеченные медом муравьи.

Он мог бы занять угол над парком. Его партнеры думали, что он сошел с ума, не выбрав его, ведь право первого выбора было за ним. Но он выбрал вид на церковь.

Некоторые считали, что причина тому — строгое баптистское воспитание. Более того, даже его собственная мать назвала именно эту причину, когда пришла посмотреть на место его работы.

— Твой отец гордился бы тобой, — сказала она.

В моменты гнева этот вид остужал его ярость, в моменты отчаяния — успокаивал, а в редкие секунды страха — наполнял силой. Да и могло ли быть иначе? Он наверху и посматривает сверху вниз на самого Господа Бога.

Обернувшись к столу, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук и нажал на кнопку переговорного устройства.

— Дженни?

— Да, мистер…

— Никто не должен меня беспокоить, пока я вновь не позвоню тебе.

— Конечно.

Он выключил интерком и встал из-за стола.

В последнее время он стал бояться этих звонков. То, что раньше воодушевляло, теперь утомляло. Предвкушение, планирование — они всегда приятно щекотали нервы.