Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов

Культура на Юге, вопреки смутам, процветала не только при Сяо Яне. Она пребывала на высочайшем уровне во все времена правления южных династий. «Эпохой изящества и свободы» назвал те столетия современный китайский философ Фэн Юлань. «Господство аристократии и распространение буддизма благоприятствовали развитию умозрительной философии, складыванию эстетического канона китайской традиции, расцвету литературы и изящных искусств. Тесные же контакты китайцев с сопредельными народами и их готовность перенимать чужеземные учения и искусства придавали китайской культуре той эпохи космополитическую окраску, делали ее привлекательной и для соседей Китая. Именно в первые столетия н. э. – время возникновения первых государств на Корейском полуострове и Японских островах, во Вьетнаме и в ряде других прилегающих к Китаю районов – были заложены основы той культурно-исторической общности, которую принято называть Дальневосточной цивилизацией» (В. В. Малявин).

Мирное сосуществование двух разделенных Янцзы царств закончилось довольно неожиданно, а развитие событий было (по историческим меркам) скорым.

Северное Вэй, несмотря на внешнее благополучие, на поверку оказалось внутренне неустойчивым. «Китаизация» привела, в конце концов, к культурному разлому внутри тобейского этноса, к росту напряженности между усвоившей чужие обычаи аристократией и низведенным до положения бесправных военных поселенцев широкими массами. Пребывание же в одних и тех же аристократических рангах, но с сохранением «национальной идентичности» китайских и тобейских знатных фамилий обостряло противоречия между ними.

Сложились вполне подходящие условия для того, чтобы произошло серьезное потрясение. В 523 г. взбунтовались отряды тобейцев, размещенные на севере царства – в родных маньчжурских степях. От этой искры по всей державе пошли гулять мятежи и усобицы, которые приняли характер полномасштабных войн. Однажды мятежникам удалось ворваться в Лоян, и они, прежде чем отступить, успели перерезать многие тысячи китайцев и своих, принявших чужой облик, сородичей.

Подобное повторялось не раз. Грозным символом бедствия стал случившийся тогда пожар, уничтоживший пагоду Юн-мин. Многочисленные отряды солдат не смогли отбить ее у огня, и тогда два буддийских монаха бестрепетно вступили в пламя, не пожелав пережить свою святыню.

Вместо Северного Вэй образовалось два царства: Северное Ци, основанное полководцем Гао Хуанем – наполовину китайцем, наполовину тобейцем, и Северное Чжоу, правителем которого был тобейский аристократ Юйвэнь Тай.

Гао Хуань надеялся, что он, благодаря его смешанному происхождению, сможет объединить враждующие народности. Но это плохо ему удавалось. Более того, в 549 г. один из его ближайших сподвижников, Хоу Цзин, поднял против него мятеж и присоединил контролируемую территорию к южному царству, которым мудро правил Сяо Янь.

Для Юга Хоу Цзин тоже стал источником бед. Он изменил и Сяо Яню, ворвался в его столицу и разграбил ее. Это обрушило стабильность в Южном Лян – тем более, что Сяо Янь в том году скончался. На Юге началась череда смут, не прекращающаяся до самого конца царства (гибель Хоу Цзина в 552 г. уже ничего не решала).

В другом северном царстве, Северном Чжоу, его повелитель Юйвэнь Тай был более успешен, чем Гао Хуань. Он, не мудрствуя лукаво, решительно устроил управление государством и войском в соответствии с традициями кочевников.

Тобейцы получили назад свои тобейские фамилии, а вот китайцев одарили тобейскими. Но помня, видимо, о том, что дом Тоба возвел свою родословную к Желтому Императору, Юйвэнь Тай использовал и китайскую старину: в письменности стали использоваться древние иероглифы, а деятельности административного аппарата старались придать черты, характерные для древнего Чжоу. Как бы там ни было, в его войске добросовестно служили и тобейские, и китайские военачальники, а простые воины-китайцы давно уже составляли большинство.

События шли к глобальной развязке, но не прямым путем. В 577 г. Северное Чжоу одолело Северное Ци и присоединило его. А в 581 г. власть захватил сановник китаец Ян Цзянь, объявивший себя первым императором династии Суй. Ему удалось закрепиться на троне, и в 589 г. его армия, преодолев Янцзы, быстро сломила сопротивление вконец ослабленного усобицами южного царства. Китай, спустя три столетия, опять стал единым.

Китай стал единым, но он очень долго жил порознь. Теперь уже южане, хоть и не без страха, но с чувством некоторого превосходства поглядывали на своих восторжествовавших соседей-соотечественников. Они за столетия смуты и раскола сохранили и развили великую ханьскую культуру – Север же был полон недоассимилированных варваров, да и тамошние китайцы явно многого у них нахватались (и сегодняшние северяне значительно отличаются от уроженцев Юга: они выше ростом, у них скошенные лбы и более резкие манеры).

Но император Ян Цзянь (правил в 581–604 гг.) оказался как раз тем человеком, который был нужен для решения задачи восстановления единства. Внешне он, правда, не был красавцем и не всех располагал к себе: коротконогий, коренастый, часто мрачный, иногда подверженный вспышкам гнева. К власти пришел, переступив через изрядное количество трупов. Но в то же время был хорошо образован, сочетал в себе буддийскую веру с конфуцианским духом, а устремленность его могучей воли на скорейший подъем страны особенно внушала надежды на успех. Соответствовала задачам момента и его единственная (что большая редкость для повелителя Поднебесной) супруга: урожденная хунну, она была глубоко проникнута китайской культурой, как и муж, придерживалась буддизма (отметим, что супруги не были равнодушны и к даосизму: Лао-цзы почитался при Ян Цзяне как одно из главных божеств). Хоть порою и выказывала женское упрямство, но была чувствительна и способна к состраданию: при известии о чьей-то казни могла непритворно прослезиться. Однако когда по обвинению в государственном преступлении к смерти был приговорен ее родственник, а император намеревался помиловать ради нее осужденного – заявила, что здесь пощада неуместна. Она была надежной опорой мужу в государственных делах. К слову сказать, это было время, когда женщины в Поднебесной занимали более престижное положение в семье и обществе, чем в иные эпохи. Сказывалось влияние цивилизации кочевников, у которых прекрасный пол пользовался гораздо большей свободой, чем у оседлых народов. В степи ни дочь, ни жену не запрешь на женской половине: захочет – все равно ускачет.

Главной же причиной возрождения Поднебесной был сохранившийся, несмотря ни на что, державный дух ее людей. Им не надо было объяснять, чего ради приходится чинить и прокладывать неизвестно в какие дали уводящие дороги и каналы, восстанавливать не близко расположенные ирригационные системы, отдавать значительную часть урожая и самим идти в армию ради защиты неведомых северных и западных рубежей. Что иначе нельзя, они знали самым высшим знанием – знанием сердца.

Отстраивались старые города, появлялись и новые: как приграничные крепости, как торгово-ремесленные центры на берегах рек, как морские гавани. В среде горожан шли процессы, чем-то схожие со средневековыми европейскими. Они объединялись по роду своей деятельности в туани и ханы – подобия цехов и гильдий, имеющие самоуправление по обычному праву, селились отдельными кварталами, имели свои тесные ряды на рынке. Хотя до уровня западных профессиональных сегрегаций, тем более до муниципального самоуправления в Поднебесной дело никогда не доходило: в этом смысле ее города всегда были большими деревнями, жители которых во всем слушались поставленного свыше начальства.