Одержимый женщинами - Себастьян Жапризо

От неожиданности я выпрямилась, еще раз получила потолком по голове и сказала мечтательно:

– Черт возьми, плывем!

Я проковыляла к двери. Прежде чем выйти, застегнула молнию и сказала Фредерику, что судьба решила все за меня и чтобы он ждал высадки на следующей же стоянке.

Совсем недавно, завершив свой подвиг, крысеныш скрылся из салона в подполье так же незаметно, как туда пробрался, даже не побеспокоившись, что бросает меня с голой задницей. Испытывая теперь благодарность, он достал из кармана брюк мое кружево и протянул мне на кончике пальца. Я натянула, использовав всю гамму целомудренных телодвижений и специально перепутав зад и перед, пусть будет, о чем мечтать до следующего дня.

Не знаю, свела ли я его с ума, но сама я так долго ждать не могла. Стоя в три часа ночи на палубе в унылой ночной рубашке, я сказала себе, что глупо тратить жизнь на созерцание под луной одиноких сельдей, заплывших в эту лужу, спустилась в трюм, разбудила его, спящего голышом под своими одеялами, и, разумеется, мы разыграли отличную партию.

Ну вот. Теперь вы знаете почти все, кроме конца.

Это звучит как шутка, потому что между этим первым разом, когда я валялась с Фредериком на грязном продавленном матрасе на широте Руайана, и последним – на другом конце света в роскоши на острове Рождества, прошло немало дней, ночей, недель и месяцев. Если бы снять из этого кино, на экране маячил бы дурацкий календарь, с которого на дикой скорости облетают листки, и он наложен на силуэт «Пандоры», отважно разрезающей волны. Боясь, что зритель не сразу разберется, что к чему, нужно, наверное, добавить, причем не поднимая цену на билеты, пунктирную линию, которая движется по старинной морской карте, только и всего. Джикс говорил:

– Когда зритель знает начало любовной истории, то ему хочется побыстрее дождаться, чем все закончится. Остальное – чтобы подкинуть работу режиссеру, дать повод оператору наставлять так и эдак камеру, ну и чтобы фильм делал сборы.

Я, как и он, вдоволь наелась этими movies[16]. Чем они короче, тем быстрее можно пойти развлечься, но это уже не кино, это моя сволочная жизнь, и я постараюсь рассказать вам о ней немного больше.

Прежде всего мне так и не удалось высадить с яхты нелегала, который этому отчаянно сопротивлялся. Первая стоянка была в Лиссабоне. Вместо того чтобы меня разжалобить, сказать, что он поражен в самое сердце, Фредерик попросил оставить его на борту, потому что не говорит по-португальски. Мужская сдержанность! Должна признаться, что пределом его нежности и лицемерия были: «Ну ты даешь!», «Бедненькая Шу-Шу», а чаще всего – «Ну ты даешь, бедненькая Шу-Шу!» Однажды в приступе тоски он мне сказал, что если меня потеряет, то ему будет очень жалко. Я вам об этом расскажу по ходу дела, но вы ничем не рискуете, если узнаете, что, наливая себе бокал в тот вечер, он высказал то, что было на душе.

Я – девушка особая, таких, как я, всего пять или шесть миллиардов на Земле. Вот я и нафантазировала себе идеал мужчины – пусть он храпит по ночам, неважно, какой он: высоченный или карманного размера, красавец или замухрышка, богатый или бедный, дурак или умный, главное, чтобы был моим, не слишком задиристым и очень-очень ласковым. Если подпустишь к себе раз, то потом уже никого другого не захочется. Я знаю, что на свете наберется двести девяносто три женщины всех рас и религий, в том числе консьержка дома 486 по бульвару Писай-Кипятком в Париже, Франция, которые не разделяют моего мнения и скажут вам, что я вру и что теперь уже невозможно пересчитать всех, кто пользовали меня в каморке для хранения швабр на четвертом этаже отеля Беверли Хилз, но мне наплевать, пусть подавятся от зависти. И если я не зацепилась на всю жизнь за своего первого ухажера, как, впрочем, и за последнего, то только потому, что все они были дикие зануды, занятые только борьбой за выживание, ну и к тому же постоянные, как флюгеры на ветру. Если быть честной, попадались и такие, кто плохо переносил мои выверты перед съемками и железной рукой посылали туда, откуда я пришла, даже в метель и на мороз. Случалось, что все кончалось абортом. Господи, как же я ревела, пока не появлялся следующий придурок!

О Фредерике я даже говорить не могу, мне сразу становится плохо. После плюшевого мишки Пинко это был самый лучший подарок в моей жизни, просто милость божья. Мишку я получила на день рождения в три года, он был со мной до восемнадцати, когда холуи Джикса запихнули меня на корабль «Нормандия», чтобы в Америке посмотреть, есть ли во мне звездная начинка. Когда я вышла в Нью-Йорке, то засунула его куда-то среди багажа, анкет и всяких таможенных деклараций. Джикс нанял кучу детективов, уверена, что не соврал, я даже просила показать мне чеки, но моего любимого зверика так и не нашли. В то время я была жуткой снобкой. Первый класс, охапки цветов, обеды за капитанским столом, от всего этого могла закружиться голова. И неважно, что я засыпала после нескольких эпизодов этой халтуры, благодаря которой стала знаменитой, но я так сходила тогда с ума, что все решили, что у меня украли ребенка. Джикс обещал кучу денег тому, кто найдет Пинко здоровым и невредимым, и поместил объявления во все бульварные газетенки. Хорошо, что его приятелям, членам Сената, удалось убедить его отказаться от кампании по распространению закона Линдберга на плюшевых медведей[17]. В первые недели я тоннами получала посылки с медведями всех цветов и оттенков, но моего так и не нашли, а новых отдали в Общество защиты детей на Филиппины. Это я к тому, как хорошо мне было с Фредериком.

На Гибралтаре англичане перерыли Пандору сверху донизу, будто проводили археологические раскопки пирамиды Хеопса. Мой драгоценный прятался в вентиляционной трубе. Потом целых три дня приходил в себя от приступа клаустрофобии. Уж поверьте, в одну кабину лифта я с ним ни за что бы не вошла. Впрочем, сомневаюсь, чтобы он вообще на нем когда-нибудь поднимался, даже чтобы понять, чем лифт отличается от лестницы.

Во всяком случае я специально упомянула пирамиду Хеопса. Джикс хотел осмотреть ее и другие, поменьше, чтобы построить декорации в студии, а Стокаммер снял бы фильм. Я буду играть искательницу приключений в шортах и, чтобы прокормить сынишку, раскопаю мумию, нашпигованную бриллиантами. Но Джон Кэррадайн или Бэзил Рэтбоун попытается любыми способами украсть мою добычу, и до того, как появится Рэй Милланд, чтобы починить свой старый драндулет, севший в пустыне, я не смогу вылезти на свет божий. В общем, представляете себе идею. К счастью, Средиземное море превратилось в стрельбище для военных кораблей, и нам пришлось изменить маршрут. По радио все советовали возвращаться домой, в Америку, но Джикс ответил, что маленькому-плюгавенькому австрийскому капралу не удастся нарушить его планы, и тогда плавание растянули еще на полгода – мы должны были обогнуть Африку.