1917. Кара до покаяния - Шамиль Куряев

Не мог Пикуль обойти молчанием тему набожности Александры Фёдоровны: «В алтарных пределах храма она велела выдолбить для себя глубокую нишу, в которой и скрывалась. Время от времени из тайника, словно из гадючьей норы, высовывалась её голова. Быстро оглядит молящихся – нет ли опасности, и снова спрячется, задёрнув ширму». И т. д. и т. п. Но не довольно ли?

§ 3.3. Порой Пикуль просто забывал, о какой эпохе взялся писать! Вот как, например, он живописует царское правосудие: «Всюду работали Шемякины судилища, не успевавшие вешать, стрелять и поджигать. Тюрьмы переполнялись. Заключённых стали убивать даже в камерах. В глазок двери всовывалась винтовка, человек вжимался в стенку – и пули приколачивали его к стене, как гвоздями». Автор явно попутал царскую власть с Советской.

При этом Пикулем были дословно повторены все «февралистские» и большевистские легенды. Он не пропустил ни единой!

Германофильство царицы? – пожалуйста, вот вам зарисовка из семейной жизни Николая и Александры! «Заядлая лежебока, теперь она сидела на постели. Сидела не как-нибудь, а в дорожной ротонде и в шапке, держа возле себя саквояж с драгоценностями. «Алике, что ты делаешь тут в потёмках?» – «Разве ты не видишь, что я еду». – «Ты… едешь? Куда же ты едешь?» – «Пора бы уж знать, Ники, – отвечала она мужу, – что у меня есть единственная дорога – до родного Фридрихсбурга…».

Отстранение императора от власти Александрой Фёдоровной и Распутиным? – тоже имеется! «Распутин до предела упростил роль русского самодержца. Штюрмер и сам не заметил, когда и как Гришка задвинул его за шкаф, а все дела империи решал с царицей, которая стала вроде промежуточной инстанции, передававшей мужу указания старца. Николай II не обижался!»

Намерение правительства Николая Второго заключить сепаратный мир? – и это есть! «Кайзеровское правительство понимало настроения Путиловых, в Берлине предугадывали тайные вожделения Романовых – выходом из войны избежать наступления революции!»

Предательская позиция Распутина? – да ради Бога! «И всё время, пока русская армия наступала, Распутин был не в духе, он материл нашу армию, а царя крыл на все корки: – Во орясина! Мир бы делать, а он попёрся…».

Готовность придворной камарильи «открыть фронт» немцам? – сколько угодно! «Распутин утешал императрицу, что на случай революции у них есть верное средство: «Откроем фронт перед немцами, и пущай кайзер сюды придёт и порядок учинит. Немцы, они люди строгие… не балуют!» Или вот: «Распутин, думая, выпил две бутылки мадеры. – Ещё рано, – сказал, – пятки салом мазать. Погожу и царей тревожить. Ежели наши растократы на меня ополчатся, я сделаю так, что весь фронт развалится за одну неделю… Вот те крест святой: завтрева немцы будут гулять по Невскому!»

В общем, тёмный ужас.

§ 3.4. И в итоге… роман Пикуля жестоко разругали. Так, в августе 1979 года он был раскритикован на страницах «Литературной России» историком Пушкарёвой (специализирующейся на предреволюционной эпохе). А в октябре 1979-го видный литературный критик Оскоцкий разгромил его не где-нибудь, а на страницах «Правды». После такой показательной порки выход романа отдельным изданием задержался до времён горбачёвских Гласности с Перестройкой.

Почему так получилось? Вновь процитируем объяснение Иоффе: «Советская историография стремилась представить крушение царизма, говоря современным языком, итогом «системного кризиса», а Распутин в соответствии с этим подходом являл собой далеко не самое главное его проявление. Вот почему распутинская тема долго не была предметом изучения в советской исторической науке. Кажется, В. Пикуль стал одним из первых, кто поднял её в своей книге «У последней черты». Но она как раз шла вразрез с официальной линией советской историографии и была подвергнута жёсткой критике».

И вновь спросим: да уж так ли это?! Не проще ли обстояло дело? Ведь Пикуль – в силу своего паталогического безвкусия и дремучего невежества – «подставился» со своим романом столь основательно, что его нельзя было не разругать. Чего стоят одни бесконечные непристойности, которыми роман переполнен сверх всякой меры! А поздний СССР, если кто не помнит, был государством достаточно ханжеским и «аморалку» ни под каким соусом не приветствовал.

Кроме того, Пикуль – в силу своего маниакального антисемитизма – затронул ещё более «неприличную» тему: еврейский вопрос.

Да ещё как затронул-то: «Еврейский вопрос – это выдумка! Российскую империю населяло множество угнетённых народов, так или иначе бесправных». Вот это – Иоффе точно подметил! – действительно шло вразрез с официальной линией советской историографии. Пикуль судил о положении евреев в царской России слишком уж вольно: «Да и о каком, спрашивается, «бесправии» могли толковать Рубинштейны и манусы, гинцбурги и симановичи, владевшие банками, державшие конторы на Невском, хозяева редакций и универсальных магазинов?» Слышится в этом что-то до боли знакомое… Айсберги! Это мы понять можем. Десять лет как жизни нет. Всё Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи.

А чего стоят упомянутые Пикулем регулярные свидания Протопопова с «еврейской мафией»? Ибо «сионисты уже поддели на крючок запутавшегося в долгах Добровольского, теперь зацепили за кошелёк и Протопопова». Да, сионисты – они повсюду! «Протопопов сказал, что в разговоре с царём хотел бы в первую очередь коснуться злободневного «продовольственного вопроса», но Симанович грубо пресёк его: – Сначала – евреи, а жратва – потом…». Понятно теперь, кто виноват в бедах русского народа? – Симановичи.

Интересно, что главную причину учинённого Пикулю нагоняя верно подметил ещё в 1980 году сын премьер-министра Столыпина, Аркадий Петрович Столыпин: «Пикуль, с одной стороны, неумело лгал, а с другой – перешагнул через черту предписанного и дозволенного».

Вообще, вся история с романом «Нечистая сила» до смешного напоминает историю с «Дневником Вырубовой». Как в том, так и в другом случае авторы явно «перестарались». А параллели в этих опусах можно найти просто удивительные. И вот тут Пикуль – надо отдать ему должное! – переплюнул своих предшественников. Например, Щёголев и Толстой изобразили Николая Второго жестоким убийцей, забившим насмерть какого-то «Петрушу». Пикуль – выше берёт! У него Николай, в бытность цесаревичем, убивает… своего родного брата.

Вот как было дело: «Но однажды над мачтами фрегата, идущего в океане, вдруг завитала на мягких пуантах тень балерины Кшесинской – злопамятный Ники не простил брату его успехов у Малечки! Георгий стоял в это время спиною к открытому люку. Николай со страшной злобой пихнул Жоржа от себя – и тот залетел прямо в трюм. Из глубин корабля послышался сочный шлепок тела, столь отчётливо прозвучавший, будто на железный прилавок шмякнули кусок сырого мяса… Чахотка, недавно залеченная, после падения в трюм дала яркую вспышку. В Бомбее был созван консилиум врачей – русских и колониальных, которые сообща решили, что влажный воздух тропиков лишь ускорит развитие туберкулёза. Александр III телеграфом из Гатчины распорядился: «ГЕОРГИЮ ВЕРНУТЬСЯ НЕМЕДЛЕННО». Новый год встречали без ёлки – вместо неё соорудили нечто варварское из бамбуковых палок. На рейд Бомбея, возвращаясь из Владивостока на Балтику, влетел бравый крейсер «Адмирал Корнилов», чтобы забрать на родину великого князя Георгия. Николай вежливо прервал охоту на крокодилов – ради прощания с братом, которого сам и угробил!»