Костры из лаванды и лжи - Дарья Урбанская

кухня выглядела смешно – в золотистую полосочку.

Жене нестерпимо хотелось зажать руками уши. Но она знала, стоит так поступить, и Флорин тут же сбежит. Тогда она останется совсем одна.

К привычным запахам присоединился ещё один. Противный, едкий. Что-то странно зашуршало возле плиты.

– Мама…

– Ты ничего не понимаешь! – донёсся женский голос из соседней комнаты. – Я устала! Мне тяжело!

К лучу на полу добавились странные, злые отсветы.

– Папа…

– Тебе тяжело?! Это я работаю на двух работах! А ты только и делаешь, что покупаешь новые платья, туфли, кольца! Тебе всего мало! Ребёнок брошенным растёт!

У плиты что-то щёлкнуло, заставив вздрогнуть. Флорин изогнулся, выпустил когти, оставляя на коже четыре кровавые полосы, но Женя не вскрикнула. Лучше не привлекать к себе внимания, пока мама с папой ругаются. Серая шерсть мелькнула и скрылась в дверном проёме, откуда слышались крики:

– Ты же мать, в конце концов, а не…

– Не кто? Ну?! Давай, Андрэ, скажи!

– Катрин, хватит…

– Мама, – срывается с губ тихий зов.

– И не говори мне о брошенном ребёнке! Сам-то ты…

– Катрин, я же…

– Ты дома только к ночи появляешься! А у меня тоже работа есть, между прочим!

– Папа!

Треск у плиты стал невыносимым, страшным, зловещим. Что-то зашипело разъярённым чудовищем.

– Я много работаю, чтобы содержать семью. Чтобы содержать тебя и все твои прихоти!

– Это только ваши российские жёны на шее у мужей сидят! А я и сама могу заработать. У тебя-то всё равно плохо получается!

– А у него, значит, хорошо?!

Громкий хлопок заставил Женю подпрыгнуть в страхе и удариться головой о столешницу.

Она неловко дёрнулась и, всхлипывая, вывалилась из своего убежища прямо в лапы беспощадному пламени, жадно пожирающему занавески, полотенца, деревянные шкафы… Сквозь алые всполохи и дымное марево проступили жуткие чёрные кляксы. Разрастаясь, они сплетались друг с другом, образуя прямо в воздухе уродливые символы. Изломанные линии, кровоточащие кресты и перечёркнутые руны на глазах складывались в жуткое послание, смысла которого Женя не понимала. А за ними, сквозь стену огня мелькнули полные злобы жёлтые глаза. Душераздирающий гиений смех разнёсся по маленькой кухне, приглушая все прочие звуки…

Женя резко распахнула глаза, подавившись собственным вздохом. Губы продолжали шептать: «Папа!» А в ушах никак не стихал жуткий ведьминский хохот.

Наяву ни огня, ни жёлтых глаз не было, но ощущение того, что кто-то только что усмехнулся из темноты, не пропадало. Будто он… оно… окутанное саваном тишины, до сих пор стоит там, в углу комнаты, и смотрит, смотрит, смотрит…

От ледяного ужаса всё тело словно онемело, а рвущийся наружу крик вылетел из горла хриплым клокотанием.

Женя собрала остатки благоразумия и, сжав в кулаках простыню, вспомнила мантру, которой учил дядя Костя. Мягкий напев внутреннего голоса медленно растворял иррациональный страх, успокаивал, убаюкивал. Женя снова погрузилась в дрёму, отчаянно цепляясь за фантазии о море, песке, шуме волн и криках чаек.

Искусственно созданную идиллию нарушил громкий щелчок, прозвучавший в ночной тиши как гром среди ясного неба. Женя вновь распахнула глаза, всматриваясь и вслушиваясь темноту.

«Господи, да что же это?! Опять приснилось? Или нет?»

Женя понимала, что нужно привстать, дотянуться до выключателя и прогнать жуткое наваждение спасительным светом лампы. Но ватное тело не желало слушаться. С колотящимся сердцем она продолжала лежать неподвижно, смотреть перед собой, не моргая, вслушиваться в каждый шорох. Казалось, прошла целая вечность, когда наконец ей удалось пошевелиться. Резко сев в кровати, она спешно ударила по выключателю, словно боясь, что за эти доли секунды из-под кровати выскочит бес и утащит её в ад.

Комната озарилась тёплым светом настенного бра, и Женя облегчённо выдохнула. Хотя сердце всё ещё стучало слишком часто. Она нащупала на комоде телефон и пролистала список контактов. До безумия хотелось услышать чей-то голос. Лучше бы Макса.

«Но не будить же его из-за кошмара».

Впрочем, затолкав совесть поглубже, она всё-таки отправила ему сообщение:

– Привет. Ты спишь?

Макс ожидаемо не ответил.

В любом случае с телефоном в руке и при включённом свете было уже не так страшно. Чтобы окончательно прийти в себя, Женя пролистала галерею, всматриваясь в фотографии, сделанные сегодня. В целом прогулка выдалась прекрасной, не считая поездки к отчему дому.

«Зря я согласилась на эту авантюру. Только перенервничала. И вот результат».

Женя повертелась с боку на бок, но быстро осознала, что даже со светом вряд ли сможет снова уснуть. А потому решила провести остаток ночи с пользой – поработать над сценарием. Она слезла с кровати и поплелась умываться.

Выключатель щёлкнул, озаряя ванную…

На кафеле, ровно в середине помещения, сидела фарфоровая кукла, та самая, с комода, и смотрела своими широко распахнутыми невинными глазами прямо на Женю. Совершенно точно вечером куклы в ванной не было и быть не могло. Женя вообще к ней не притрагивалась.

Волна ужаса прокатилась по телу с такой мощью, что ноги, казалось, покрылись ледяной коркой, а голову, наоборот, прострелило потоком обжигающей лавы.

Тук… тук-тук-тук…

Заполошно зашлось сердце. А чёртова кукла продолжала пялиться. Лицо было прорисовано художником так искусно, что, казалось, вот-вот она откроет свой очаровательный ротик и заговорит.

Секунда, другая… шаг назад, другой…

В следующий миг Женя стремглав бросилась из комнаты. Выскочив на лестницу, почти перелетела пролёт вниз и затарабанила в дверь Моник. Но подруга не открыла. Тогда Женя побежала дальше, справедливо полагая, что на ресепшен должен быть хоть кто-то. Но и тут никого не нашлось.

– Люк? – позвала она, заглядывая в каморку за стойкой.

Ответом была тишина.

«Да где же ты, чертополох колючий, как раз тогда, когда нужен?!»

Отель словно вымер. А она была бы рада даже пьяным постояльцам, орущим Марсельезу. Да кому угодно, лишь бы живому, настоящему. Даже Эдуару, который, на её счастье, вывернул из коридора, ведущего в «цветочную гостиную». В руках мсье Роше дымилась чашка кофе. А взгляд…

Только сейчас до Жени дошло, что она стоит перед ним босая и в дурацкой пижаме с изображением радужного единорога. Да на ней даже бюстгальтера нет! Она спешно скрестила руки на груди.

– Мадам Арно? – изогнул он бровь, а на лице застыла усмешка.

– Мсье Роше? – переспросила она, не понимая, как себя вести. Пожаловаться на случившийся кошмар хотелось неимоверно, но в то же время выглядеть в глазах начальника суеверной дурой было стыдно.

– Гуляете? – в его голосе звучал сарказм.

– Вышла попить.

– В номере закончилась минералка?

– А я за латте, – вновь солгала она. – Не только же вам по ночам не спится.

Она не понимала, на кого злилась больше: на