Время перемен - Константин Ежов

— Не слыхивали про такое, но спробовать стоит.

— Обязательно спытайте, а мне грамотку в Кремль. Трофим, записывай уже, что мне напомнить должен. — Говоря это, сам смотрел на Прохора, чтобы и он понял, и здесь пригляд от возглавляемого им приказа нужен.

— Чем ещё супостатов гоняете?

— Дробом, каменным аль железным. Но чаще всего кричным шлаком.

Посмотрел я на него. Вот откуда, наверное, шрапнель и пошла! Единственно, что разно-размерная.

— Из чего же вы этим стреляете?

— Из пушек по вражьим воям, из Можжир по крепостям, аль из Гафуниц.

— Так, последние два, это что?

Можжирой, после долгих выяснений, оказалось то, что я мортирой называю. Хоть бы кто сказал! Поддакивали все. Позор-то, какой! Как мало о своей стране знаю! Куда всё это делось потом. Ведь через какую-то сотню лет Голландцы у нас колонии на Новой Земле делать будут. Потом всему заново учиться пришлось. Костьми лягу, не дам всему этому пропасть.

Но потрясла меня конечно гафунница. Это была самая настоящая гаубица. Когда уяснил, что это именно орудие для стрельбы с закрытых позиций на большие расстояния, просто обалдел. Даже это умели. Всё больше креп в мысли о сохранении всего этого.

— Кто из литцов такие льёт?

— Здесь он. Игнатий, тебя Государь кличет. Раскаж про гафуницы.

Вышел вполне солидный мужик, но явно не знатного роду, но мне это без разницы. Если это он такое тут льёт, ему же цены нет! Да мы же с этими…ууух, таких делов наделаем!

— Вот скажи Игнатий, а на сколь такая гафунница стрельнёт.

— На 3 версты, как не больше. Только так далеко стрелять надо дробом.

— Почто так?

— Ядро улетит, куда только господь знает. В ворога надо попасть, а не в небо как в копеечку.

— А ежели по-новому отлить их, да ствол новыми свёрлами проточить лучше не станет?

— Может и станет, спробовать надо, а так говорить не буду.

— Кстати, вы грамотку по новому литью не получали?

Казалось бы, всего недавно вопрос возник, но здесь с такими вещами не тянули и новые требования уже по стране с гонцами разбежались.

— Получали, как нет. Токмо не понятно, чего надобно.

Возникла небольшая дискуссия о новых пушках с утонением ствола. Мысль мастера поняли. Ко всему распорядился послать в Тулу литца с опытом работы по чугуну, для обмена хитростями и посмотреть железное литьё. Да и опыт плавки металлов и получения сплавов передать надо. Может ещё чего удумают.

Честно говоря, про себя матюгался. Где я был, почто сразу сюда не приехал, столько изобретать не пришлось бы. Может, лучше чего сделать удалось, а теперь только локти кусать!

Пошли смотреть дальше. На территории Пушечного двора был один деревянный анбар, в котором были тчаны (литейные ямы) и векши (подъёмные блоки). Рассверливались пушки на открытом воздухе. В деревянной конструкции ствол закреплялся отверстием вниз и мог двигаться только вдоль своей оси. Сверло закреплялось снизу и приводилось в движение двумя работниками, крутившими его посредством длинных рычагов. Ствол надвигался на сверло. Периодически его поднимали, чтобы удалить стружку. Пока канавок для её удаления не изобрели и потому, это надо делать вручную и довольно часто.

А вообще могли и без таких изысков обойтись и получить канал ствола, хоть квадратным сечением, с помощью пил (напильников), что гораздо чаще и делали. С инструментом, как говорил, засада, и не только у меня, а у всех, так что сверлили только кованые, а сейчас таких не делают. Бронза же, материал достаточно мягкий, вот и обходятся. Но с другой стороны, это привело к дикому разброду калибров.

Сейчас ничего не работало. Я же хотел всё делать в Туле и из железа. Как говорится, погорячился! Всего двор мог делать около ста орудий в год. Это было мало. Придётся расширять и строить всё из плинфы. Вот тут-то и всплыл цемес. Выяснилось, когда кирпич пережгут, он спекается. Тогда его на куски разбивают и перемалывают. Полученная мука есть Цемянка. Ежели её смешать с гашеной известью, то получится именно он. Самое то для кладки кирпича, навроде глинитного.

Думал, новое слово принёс в строительство, а здесь и без меня раствор делали, разве что дороже. Осторожнее надо быть, а то на смех не поднимут, но репутацию себе испорчу.

Отливка орудий массой свыше тонны была событием не исключительным, но требующим особой подготовки. Кроме изготовления собственно отливки много времени занимали подготовительные операции и чистовая отделка орудий: чистка пилами, снятие наплывов, отделка канала ствола, чеканка украшений и надписей. Помимо кузнечных мастеров на Пушечном дворе работали кузнецы, резчики, паяльщики, плотники, изготовлявшие лафеты, чертёжники и другие специалисты. В целом производство орудий было организовано по методу простой кооперации: изделие последовательно проходило обработку в руках каждого мастера.

Главными были, конечно, литцы. Их оказывается, на Пушечном дворе было три вида. Одни отливали колокола, вторые, паникадила, третьи пушки.

— А почто разные?

— Так изделия тоже не одинаковые и бронза у них своя. Навык тоже каждому особый нужен.

Получается, Петр перелил колокола на пушки от отчаяния. Припёрло его видать сильно. Из колокольной бронзы хороших не отлить. На безрыбье и рак рыба.

— А зачем вы их украшаете?

— А то, как же. Развеж можно. Красота она во всём и в орудие тож.

Ну как им объяснить, что это всего лишь лишние затраты. Придётся просто приказать. Рационализм тут отсутствует как класс.

В Кремль возвращались, когда уже завечерело. В Китай-город въехали через Сретенские ворота, а в сам, через Фроловские. Часов на башне не было. Я-то помнил, какие они были. Надо будет про них не забыть и тут сделать.

В походной сумке лежали, не у меня самого, но всё же, самое дорогое, что могло мне тут попасться. То, что увидел на Пушечном дворе у одного из мастеров. Гляделка, подзорная труба по-нашему. Плохонькая мутноватая, но всё же она, купленная у какого-то купца с востока. Увеличение где-то между двумя и тремя, но вот он образец. Для гафуниц самое оно. И ещё Лупа. Именно так он её и назвал. Довольно приличного размера, но увеличивает раза в два, не больше. Стекольщиков озадачивать надо такими вот штуками.

По глазам видел, что мастер со всем этим богатством расстаётся с неохотой, но Великий Князь, куда же тут деваться. Я лично пообещал вернуть, хоть меня и отговаривали, но долг платежом красен. Отдам уже изготовленные нами и ещё лучше прежних. Не верю, что наши мастера не сделают, коль такое творят. Куда Европа попала со своими пушками. Им ещё столетия идти до того, что у нас уже есть!

На следующий день, после заутренней, ко мне подошёл Сильвестр, священник Благовещенского собора в Московском Кремле, в котором я и находился. Всем чего-то от меня было надо. Нет, чтобы так просто. Одиночество на меня навалилось в то утро с удвоенной силой. Детство для меня уже закончилось, и вернуться к сверстникам уже не мог, но для окружения всё ещё был мальцом, хоть и Великим Князем.