Путь домой - Алекс Войтенко

в того, кто пристроится сзади. А за все время службы, таких идиотов, не находилось. Чтобы хоть как-то спасти самолет, от пушек истребителя, пришлось самому выполнять такие фигуры пилотажа, какие в обычное время, я просто бы не решился сотворить. В-52, просто не предназначен для таких выкрутасов.

Порой мне казалось, что еще немного и у него отвалятся крылья из-за того, что я с ним вытворял. Противник, разумеется, тоже не стоял на месте, и давно уже открыл огонь из пушки. Мне показалось очень хорошим знаком то, что я не заметил под его крыльями наличия ракет. Хотя та же двадцати миллиметровая пушка, стоящая у него на борту, тоже была не подарком. Уже, через пару минут, произошла разгерметизация кабины, потому что снаряды выпущенные истребителем, разбили часть лобового стекла, моего самолета, и похоже ранили, кого-то из экипажа, потому что позади меня кто-то в сердцах упомянул своего бога. Здесь он свой у каждого, и «Oh my God», самое частое что можно услышать. Причем это не только удивление, гораздо чаще это все же ругательство, как например сейчас. Вряд ли таким голосом можно славить бога, особенно учитывая, что следом посыпались угрозы а следом за ними сплошные задницы и факи. Английский яззык все же очень беден на подобные ругательства, поэтому приходится вспоминать только то, что имеешь. Б

Натянув кислородную маску, я продолжил бороться за свою жизнь. Я просто хотел жить. Мне уже до того осточертела эта война за последний год, что я поклялся себе, если выживу, лучше дезертирую и пусть без документов и средств, через враждебные территории но буду прорываться домой. Поняв, что больше ничего не остается в какой-то момент, нажал аварийное открытие бомболюков, чтобы хоть как-то облегчить самолет, для более рискованных манёвров, и более быстрого подъема. Похоже, аварийный сброс боеприпасов, каким-то образом достал до истребителя, который в тот момент, пытался подобраться ко мне снизу, и уже мгновение спустя, я заметил, как он слегка скособоченный на правое крыло, с дымом и вырывающимися языками пламени, спешно уходит в сторону побережья Вьетнама. Глянув на датчики боезапаса, понял, что нам тоже делать там, в общем-то, нечего, поэтому, развернувшись, поднялся до, десяти тысяч футов, и осмотрелся в поисках возможных повреждений.

Как оказалось, они все же присутствовали, и довольно больших количествах. Например, так и не смог вспомнить, когда я отключил подачу топлива на крайние спаренные турбины, лохмотьями свисающие с разбитой в хлам гондолы двигателей. Сейчас, уже находясь в более спокойном состоянии, сделал тоже самое и турбинами левого крыла, чтобы как-то выровнять самолет, летевший несколько под углом. В данный момент бомбардировщик был освобожден от бомбовой нагрузки, и четырех турбин, ему вполне хватало, для достаточно уверенного полета.

Кроме того было разнесено лобовое стекло с левой стороны, и что-то повреждено позади меня. Попытавшись оглянуться, заметил, что и сам оказался, не слабо ранен, в левую руку, хотя в пылу боя и не заметил этого. Тут же по внутренней связи, попросил оказать мне помощь, сообщив о легком ранении. Мгновением спустя в кабине появился наш штурман с аптечкой, который тут же располосовав рукав моего комбинезона, почистил мою рану, вытащив из нее осколки стекла и перебинтовал, заодно шепнув мне на ухо, слова благодарности. Заодно и просветил, о том что командиру оторвало снарядом правую кисть, ему остановили кровотечение, вкололи обезболивающее и он сейчас находится без сознания. Так что командиром корабля, до прибытия на базу являюсь я. Тот же снаряд вывел из строя основную радиостанцию, сообщение о произошедшем бое конечно как-то смогли отправить, и на базе с нетерпением ждут нашего возвращения.

Услышав эти слова, тут же, как командир корабля, потребовал себе чашку горячего кофе, чтобы успокоить нервы и сигару, что тотчас получил, без разговоров. Увы, оставаясь единственным относительно здоровым пилотом на борту, я никак не мог покинуть своего места.

Из-за отключения половины двигателей, возвращение на базу, заняло вдвое больше времени, к тому же, как оказалось, это были не единственные повреждения. Вскоре отказал автопилот, и до самой посадки пришлось сидеть за штурвалом, ни на мгновение не отвлекаясь ни на что другое. Да и с заходом на посадку, тоже появились некоторые сложности. Из крайней гондолы левого крыла, отказалось выходить дополнительное шасси, и пришлось отказаться и от такого же с правой стороны, из-за чего, едва не чиркнул крылом по земле. Точнее говоря все же чиркнул, но не крылом, и потрохами от разбитой гондолы со спаренной турбиной. Но это было меньшим злом.

При заходе на посадку отказались выходить посадочные закрылки, и пришлось, играть подачей топлива в турбины, чтобы хоть как-то скомпенсировать появившиеся проблемы. Но так или иначе мы сели, и я даже смог, докатить свой бомбёр до штатной стоянки, хотя мог и просто бросить его где попало.

Как там в песне: '…Конец простой: пришел тягач,

И там был трос, и там был врач,

И МАЗ попал, куда положено ему'

Конечно не МАЗ, а В-52, но тем не менее все остальное присутствовало. А чуть позже последовал разбор полетов. Каким образом, я умудрился включить кинофотоаппаратуру, в момент начала боя с истребителем не знаю. Возможно, случайно задел тумблер находящийся рядом с кнопкой общекорабельной тревоги, а может он и настроен так, что включается одновременно с этим сигналом. Впрочем, это неважно. Когда пленки были проявлены, мои выкрутасы на бомбардировщике, вся база наверное просмотрела ни по одному разу. Особенно был доволен генерал Чарльз Мандькок, командир авиабазы Кларк. Особенно всем нравился момент, заснятый камерами находящимися внизу корабля. Именно то мгновение, когда МИГ-21 заходит на атаку, подбираясь снизу, и в ту же секунду, я открываю люки и начинаю бомбометание. О том, что все это делалось с целью облегчения бомбардировщика, никто предпочел не заметить и не обратить на мои слова внимания. Зато все наперебой хвалили пилота, то есть меня за правильно подобранный момент, открытия бомболюков, тем самым обеспечив победу в воздушном бою.

На записи отчетливо видно, как две бомбы падают непосредственно на корпус и крылья истребителя, одна из которых взрывается, повреждая корпус и часть правого крыла, а другие, пролетев мимо взрываются на поверхности моря, поднимая фонтаны воды, и затрудняя работу летчика. Следом за этим видно, как истребитель все же вырывается из под падающих на него бомб, и с дымом удаляется в сторону берега.

Как оказалось, этот вылет был последним. То есть последним не только для меня и всего экипажа, но и последним в этой войне. Зачем он