Красавица и чудовище - Оливия Дрейк

Белла бросилась к прикроватному столику и выдвинула ящик.

– Видите? Тут ничего нет. Письма исчезли.

Эйлуин подошел ближе, чтобы свет свечей пролился в пустое пространство.

– Вы уверены, что письма были именно тут?

– Абсолютно. Я читала их в кровати перед сном. А потом перевязала бечевкой и положила в этот ящик.

Наклонившись вперед, Майлз заглянул за столик.

– Но кто мог их взять? Полагаю, никто не заходит сюда, кроме вашей горничной.

Белла не знала, стоит ли рассказать герцогу о призрачной фигуре, которую она заметила в конце коридора. Это был человек, Белла не сомневалась. Но в своем нынешнем приступе гнева Майлз, скорее всего, обвинит ее в отсутствии здравого смысла.

Она наблюдала за тем, как он поставил подсвечник на стол, а потом нырнул под кровать. Глядя на его широкую спину, Белла размышляла о том, как ей вернуть его расположение. Если бы только она смогла расслабиться и снова стать такой же обаятельной, какой была за обедом…

– Я спросила Нэн, но та поклялась, что не видела никаких писем, – проговорила девушка. – Да она в любом случае не полезла бы в этот ящик. У меня нет причины сомневаться в ее словах.

– Да вот же они!

Сунув руку глубже под кровать, Майлз вытащил пачку писем. Он смахнул с них несколько клочьев пыли, липнувших к краям страниц.

Белла заморгала, будучи не в силах поверить своим глазам.

– Господи, да как же они туда попали? – недоуменно воскликнула она.

Эйлуин поднялся на ноги.

– Вероятно, вы только подумали, что положили письма в ящик. Если вы читали их перед сном, то они могли выпасть из ваших рук и упасть под кровать.

Ошеломленная, Белла взяла у него пачку писем и повертела ее в руках. Похоже, все письма были на месте. Но объяснение Майлза не имело отношения к реальности. Она не сразу заснула, убрав письма в стол. Она сидела, откинувшись на подушки и размышляя о личности маркиза Рамсгейта, вспоминая своего отца…

Внезапно Белла заметила кое-что странное.

– Я завязала бечевку бантиком, – сказала она. – А сейчас она завязана просто узлом.

Эйлуин пренебрежительно покачал головой:

– Если вы настолько устали, что заснули с ними, то едва ли можете точно помнить, как именно их перевязали.

Но Белла была уверена. Она учила Лейлу и Сайруса всегда завязывать веревки бантиком, потому что узлы трудно распутывать. Возможно ли, что кто-то брал письма? И, прочитав их, забросил пачку под кровать, чтобы обвести ее вокруг пальца и заставить поверить в то, что она сама уронила их туда?

Да, это было возможно. Но кто мог это сделать? Хасани?

Египтянин вполне мог быть фигурой в белом одеянии. Но, проработав в этом доме много лет, он имел достаточно возможностей прочитать письма. Ему не было смысла ждать до сих пор, чтобы добраться до них. Да и вообще, с чего бы это он вздумал рыться в ее спальне?

Но Белла держала эти тревожные размышления при себе. Майлз все еще выглядел сердитым, его губы были крепко сжаты, а брови – насуплены. Его и без того раздражало, что она взяла письма. Поэтому Белла не решилась подливать масла в огонь, высказывая свои подозрения в адрес его камердинера.

Белла прижала письма к груди. Майлз больше не был добродушным и милым мужчиной, который разделил с ней ужин; нет, он снова превратился в холодного и погруженного в себя герцога Эйлуина. Белле до боли хотелось восстановить дружеские отношения с ним. Если бы только она знала, как это сделать.

– Прошу прощения, что взяла письма без вашего позволения, ваша светлость. Клянусь, я и предположить не могла, что папа писал их вам. – Сделав несколько шагов, она остановилась прямо перед Майлзом. – Полагаю, вы захотите их вернуть.

Она протянула ему маленькую пачку писем, но герцог не двинулся, чтобы забрать их. Он смотрел на нее сверху вниз с таким неистовством во взгляде, что оно могло бы расшевелить даже воздух.

– Оставьте их у себя, – сказал он. – Для вас они значат больше, чем для меня.

– Но вы хранили их все эти годы, – возразила Белла. – Наверняка у вас была на то причина.

– Какой бы она ни была, это уже не имеет значения. – Его взгляд задержался на ее груди. – Особенно когда на уме у меня куда более важные вещи.

Белла почувствовала дрожь, как будто он запустил руку ей под корсаж, чтобы погладить ее обнаженную кожу. В его глазах вспыхнуло необузданное желание, которое взывало к ее глубочайшим женским инстинктам. А потом он добавил хриплым вкрадчивым голосом:

– Я, знаете ли, не должен тут находиться. Это неправильно. Вы же наверняка понимаете, как неприлично приглашать мужчину в свою спальню.

Краем глаза Белла видела большую кровать, взбитые подушки и гостеприимно отдернутое покрывало. Интересно, каково это – сбросить с себя одежду и оказаться обнаженной в его объятиях? Позволить ему делать с собой все, что он захочет? Участвовать во всевозможных непристойностях?

Ее залило краской. Она не должна задавать себе такие вопросы, не должна даже позволять себе такие запретные мысли!

– Не припомню, чтобы я приглашала вас, – язвительно проговорила она. – Скорее, вы ввалились сюда без моего позволения.

– Да, но вы открыли дверь. А это можно счесть приглашением, способным ввести в искушение самых щепетильных джентльменов. – Он погладил ее губы указательным пальцем, отчего они слегка задрожали. – Однако у меня нет желания еще раз встретиться с вашим кинжалом. Поэтому я желаю вам спокойной ночи.

Оставив ее в полном смятении, Майлз быстро направился к прикроватному столику за канделябром. Белла так же мгновенно раскусила его хитрость. Он умело использовал соблазн в качестве отвлекающего маневра. И сделал это для того, чтобы не дать ей возможности говорить о письмах.

Но она не могла позволить ему уйти. Только не сейчас, когда письма давали ей прекрасный повод проникнуть еще глубже в ее прошлое. Поэтому она бросилась к нему.

– Ваша светлость, подождите, пожалуйста!

Майлз оглянулся, подняв одну бровь и холодно взглянув на нее. Казалось, ему не терпится уйти. Вернуться в свою уединенную келью, где он мог охранять свои секреты так же надежно, как и артефакты, которые там находились.

Белла взяла его за запястье. У него хватило времени только на то, чтобы нахмуриться, потому что она вложила пачку писем в его большую руку, а затем заставила его сжать пальцы.

– Вы должны взять эти письма, – настаивала она, подняв к нему лицо, чтобы встретиться с ним взглядом. – Из них явствует, что одно время папа был для вас очень важным человеком. И он очень любил вас, Майлз. В противном случае, он не стал бы тратить время на то, чтобы отвечать на ваши вопросы, давать вам советы, разговаривать с вами.

Его глаза почернели, как обсидиан.