Красавица и чудовище - Оливия Дрейк

– Вы ничего об этом не знаете, – сказал он.

– Я знаю то, что прочитала в этих письмах. Папа так заботился о вас, что уговорил вашего отца позволить вам присоединиться к экспедиции. Он делал все, чтобы при возможности помогать вам. Пожалуйста, не дайте своей обиде отравить эти воспоминания.

У герцога на скулах заходили желваки. Он сердито посмотрел на нее. Белла буквально физически ощущала его гнев. Тишину нарушало лишь тихое тиканье часов на каминной полке.

Резко отстранившись от Беллы, Эйлуин пересек спальню. Его шаги звучали резко, зловеще. Он направился прямо к камину.

Беллу охватил ужас, когда она поняла его цель. Герцог намеревался сжечь письма!

С мучительным криком она бросилась за ним. Слишком поздно. Он бросил пачку писем на решетку. Крохотные язычки пламени взметнулись из тлеющих углей, чтобы лизнуть сложенные листы бумаги.

Белла даже не остановилась, чтобы подумать. Упав на колени, она выхватила письма из огня. Перевязанная бечевкой пачка упала на мраморный пол перед камином. Горячие оранжевые зубы впились в края писем. Подолом платья Белла била по пламени, отчаянно пытаясь сбить его языки.

Внезапно на ее предплечье опустилась рука. Его рука.

– Ради бога, Белла! Твое платье загорится.

Она оттолкнула его.

– Оставьте меня! Что с вами не так? Это письма моего папы!

Прерывистое рыдание застряло у нее в горле. Сев на колени, она исступленно рассматривала письма. Края почернели от сажи, как и ее пальцы. Но письма были в основном целы. Ей удалось спасти эту драгоценную связующую ее с покойным отцом нить.

Девушку сотрясала сильная дрожь. Ей мучительно хотелось расплакаться. Но она этого не сделает, только не перед ним! Белла стиснула зубы, чтобы удержать слезы, которые жгли ей глаза.

Теплая рука обхватила ее спину, и девушка вздрогнула.

– Уходите, – проговорила она, даже не желая взглянуть на герцога. – Уходите отсюда! В любом случае вы не должны здесь находиться.

– Я не прикоснусь к письмам, если они так много для вас значат, – промолвил он. Его голос звучал тихо, но настойчиво. – Но довольно, вы же могли обжечься!

Неожиданно Белла почувствовала себя настолько опустошенной, что у нее исчезло всякое желание ссориться. Прижимая к себе опаленную огнем пачку, она позволила герцогу помочь ей подняться. Обняв Беллу за талию, Эйлуин повел ее в темную гардеробную.

Когда он взял канделябр и поставил его около умывальника, Белла сунула письма в карман. Если герцог это и заметил, то не подал вида.

Он бесстрастно взял перепачканные сажей руки Беллы в свои и осмотрел их по очереди в свете свечей.

Эйлуин больше не казался сердитым – только мрачным и неулыбчивым. Прядь темных волос упала ему на лоб, и Белле захотелось протянуть к его лицу руку, чтобы отбросить ее. Но она проигнорировала это побуждение, потому что сейчас она презирала герцога.

– Письма теперь мои, – бросила Белла. – Вы утратили всякое право на них.

Его темный взор метнулся к ее глазам, а потом опять опустился на ее руку.

– Да.

«Конечно, он согласился, – с горечью подумала она. – Они ведь все равно были ему не нужны». Она была слишком наивна, чтобы сразу это понять и принять, слишком сосредоточена на том, чтобы убедить его открыться и поговорить с ней.

Как будто он когда-нибудь это сделает.

Герцог взял кувшин, оставленный Нэн, и плеснул воды в фарфоровый таз.

– Я пока не вижу волдырей, – произнес он, – но мне нужно смыть сажу, чтобы убедиться в этом.

– Со мной все в порядке. Ничего не болит. – Ничего, кроме ее души, которая пострадала от его гнусного поступка. Попытка сжечь письма была отвратительной. Это был удар ножом, направленный на ее отца.

Майлз ненавидел ее отца. И теперь Белла, наконец, поняла, что убедить его в обратном невозможно.

– Опустите руки в воду, – попросил он. – Пожалуйста!

Белла подчинилась. Ей нужно было смыть сажу, и она чувствовала себя слишком разбитой, чтобы сопротивляться. Как только пальцы оказались в воде, прохладная жидкость успокоила ее кожу. Было что-то умиротворяющее в простой процедуре мытья рук. Белла потянулась было за куском лавандового мыла, но герцог схватил его первым. Намылив собственные руки, он взял одну руку Беллы и стал отмывать ее пальцы, по одному, бережно оттирая черноту.

– Скажите мне, если почувствуете хоть какую-то боль, – велел он.

Она сжала губы и отвела взгляд к туалетному столику, за которым она каждое утро перед овальным зеркалом укладывала волосы. У нее не было ни малейшего желания продолжать с ним разговор. Это не уймет ее враждебности к нему. Этим вечером Белла поняла, каким несговорчивым может быть герцог.

Если что и причиняло ей боль, так это необходимость покинуть Эйлуин-Хаус. Майлз сделал невозможным ее пребывание здесь, она не могла остаться даже еще на одну ночь. Но она не должна была забывать о пропавшей карте. Карте, о которой папа рассказал ей на смертном одре.

«Разыщи Эйлуина. Найди карту. Ты имеешь право на половину сокровищ фараона».

Во имя памяти своего отца она должна быть непоколебима в стремлении обрести фараоновы сокровища. Хасани упоминал о поисках пропавшей гробницы, в которой, по слухам, хранились сказочные богатства, золото и драгоценности. Как только она найдет карту, они с братом и сестрой поедут в Египет, чтобы раскопать сокровища.

Если карта будет у нее, она отыщет способ сделать это без герцога Эйлуина. Перспектива больше никогда не видеть его ее радовала.

Майлз отмыл вторую ее руку, а затем вытер ее льняным полотенцем. Повернув ее ладонь к себе, он осмотрел подушечки пальцев. Ощущение его легких прикосновений к ее коже зародило нежеланную искру удовольствия глубоко внутри ее лона. Это ощущение было таким сильным и удивительным, что на мгновение у нее перехватило дыхание.

Белла высвободила руку.

– Прекратите суетиться! В этом нет необходимости.

С этими словами девушка прошагала мимо Эйлуина и вышла из гардеробной комнаты. Она хотела, чтобы он ушел. И тогда она смогла бы удобно устроиться в постели и обнять подушку в надежде унять пустую боль внутри себя. Глупо было огорчаться из-за его плохого отношения к ее отцу. Герцог Эйлуин ничего для нее не значил. Совсем ничего!

Он прошел в спальню следом за ней, снова поставил подсвечник на прикроватный столик, а затем скрестил на груди руки. Его серьезный взгляд впился в нее.

– Простите меня, Белла, – хрипло проговорил он. – То, что я сделал, было неправильно. Мне не следовало даже пытаться уничтожить письма вашего отца.

– Да уж, не следовало. Но все уже сделано. Так что вы вполне можете уйти.

Но герцог не ушел. Он нахмурился и продолжил: