Красавица и чудовище - Оливия Дрейк

– Мое поведение было ребячеством. – Было заметно, что он волнуется. – Я вел себя как тринадцатилетний подросток. Дело в том, что моя враждебность по отношению к вашему отцу уходит корнями в детство.

Белла молчала. Как она может с этим спорить? Это была правда.

Бросив на нее мрачный взгляд, герцог подбоченился и принялся расхаживать взад-вперед.

– Как вы поняли из писем, я не всегда презирал сэра Сеймура. Некоторое время он был для меня больше отцом, чем мой собственный отец. Он уделял мне внимание, был мне наставником, и… и да, давал мне ту любовь, которую мальчик ждет от отца. Он всегда был готов выслушать меня и отвечал даже на самые простые вопросы без той постоянной критики, которую я слышал от Эйлуина.

Его искренние слова тронули сердце Беллы. Майлз говорил с ней. Не подначивания ее. Она и не думала, что он на это способен.

Но девушка не была готова смягчиться. Облокотившись о столб кровати, она обхватила пальцами резное дерево.

– Именно таким был папа, – вымолвила она. – Всегда веселый, готовый помочь. Мне больно, когда вы его порочите.

– Разумеется… Но все же… Попробуйте посмотреть на все это с моей точки зрения. Он уехал, когда я больше всего нуждался в нем, когда я скорбел из-за убийства моего отца. Мне пришлось разбираться с этой историей, приняв помощь почти незнакомого человека.

– Уильяма Банбери-Дэвиса? – подсказала Белла.

– Да. – Поморщившись, Майлз отвернулся. – Этот человек был достаточно компетентным, но я едва его знал. Это было трудное время в моей жизни.

Белла невольно представила его подростком. Он тогда был младше Сайруса и столкнулся с обстоятельствами, с которыми справился бы не каждый взрослый. Это, вероятно, было огромное дело – выбрать артефакты и принять решение об их покупке, подготовить их к отправке в Англию. И при этом он должен был справиться с потерей отца.

И ее папы.

Белла, выдохнув, выпустила из себя остатки гнева. Нельзя было отрицать вину ее отца в этом деле.

– Не знаю, почему папа сделал то, что сделал. И, похоже, мы никогда этого не узнаем. – Она смягчила тон. – Но, Майлз, вы действительно должны его простить. Иначе призраки прошлого продолжат преследовать вас.

Он смотрел на нее непроницаемым взглядом, скрывая свои мысли.

– Если бы все было так просто, – пробормотал герцог. – Я не могу простить себя самого.

– Что вы хотите этим сказать?

Майлз ничего не объяснил ей. Подойдя к стене с окнами, он раздвинул портьеры. Упершись ладонями в подоконник, он молча стоял там, глядя в ночной мрак.

Как будто забыл о ее присутствии.

Белла велела себе оставить его в покое. Пусть хранит свои секреты, они ее не касаются. Однако смятение, которое она чувствовала в Майлзе, взывало к ее сердцу. Белла пересекла спальню и остановилась недалеко от Эйлуина. А потом скрестила на груди руки и стала ждать, не заговорит ли он.

Спрятав лицо в тени, он бросил на нее быстрый взгляд.

– Не только исчезновение вашего отца подавляло меня все эти годы, – наконец произнес он. – Есть и еще кое-что. Нечто, о чем я не рассказывал никому.

– Да? – отозвалась Белла.

Она предупредила себя, что откровений ждать не стоит. Нет причины, которая заставила бы его поделиться с ней своими секретами. Она без разрешения прочитала его личную переписку. Дважды ее ловили на том, что она рылась в его бумагах. Но хуже всего то, что она была дочерью презираемого им человека.

А если Белла что и узнала этим вечером, так это то, что герцог Эйлуин был не тем человеком, которого можно заставить, убедить или уговорить. По его собственному признанию, он никогда и никому не рассказывал о своей тайне. А это означало, что он вообще никому не доверял.

Ни Хасани. Ни Банбери-Дэвису. Ни своему кузену, Оскару Грейсону.

Майлз держал свои мысли и эмоции крепко запертыми внутри, скрывая их за угрюмой личиной дикого зверя. И как зверь в клетке, он скалился на любого, кто осмеливался к нему приблизиться.

Но почему? Что могло быть настолько ужасным, чтобы заставить его прятаться от жизни? Белле очень хотелось это узнать, но не спрашивая об этом. Либо он сам скажет ей, либо нет.

Майлз со свистом выдохнул.

– Вы недавно спросили меня, ссорился ли я со своим отцом. Да, но только один раз. После того, как я провел в Египте почти год, отец решил, что мне пора вернуться в Англию и поступить в Итонский колледж. Я решительно этому воспротивился.

– Конечно! Вы же изучали реальную историю на месте событий, а не читали о них в учебниках.

До нее донесся едва слышный смешок.

– Именно это и было моим главным аргументом. Я яростно отстаивал свою позицию. Впервые в жизни я набрался смелости противостоять Эйлуину. Я хотел остаться в Египте и сказал ему, что намерен это сделать. Я никогда не видел отца таким разъяренным, как в тот вечер.

Майлз резко замолчал, словно его засосало в водоворот воспоминаний. Прошла минута, а Белла все ждала, когда он договорит. Оцепенелость его позы свидетельствовала о внутреннем напряжении Майлза.

Наконец, не выдержав, девушка спросила:

– И что произошло?

Он стоял в полумраке, отвернувшись от нее.

– Эйлуин сказал… – Он проговаривал слова медленно, будто вытаскивал их из глубокого, темного колодца. – Он сказал, что зол на меня настолько, что готов меня задушить. А потом он вихрем вылетел из палатки. Было уже темно, но он взял лампу и… в одиночестве направился на раскопки. – Помолчав, Майлз добавил мрачным тоном: – Это был последний раз, когда я его видел живым.

Белла зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Теперь ей стал ясен источник его терзаний. Ссора произошла в ночь нападения. Майлз винил себя в смерти отца.

Она понимала, как он пришел к такому выводу. Если бы не эта ссора, его отец не ушел бы из лагеря. И не погиб бы от рук расхитителей гробниц.

Почти машинально Белла направилась к Майлзу. Она обхватила его руками за талию и притянула его голову к себе на плечо, думая только о необходимости утешить его. Неудивительно, что он приехал из Египта абсолютно изменившимся и совсем не походившим на того солнечного мальчика, каким был когда-то. Все эти годы он нес на себе чудовищный груз вины, никому не рассказывая об этом. Угрызения совести из-за смерти отца разъедали Майлза, делали его раздражительным и враждебным по отношению к людям.

И, возможно, в качестве компенсации он посвятил себя сохранению отцовского наследия. Герцог похоронил себя в этом огромном доме-мавзолее и проводил все свое время, изучая артефакты, которые его отец выкопал из гробниц древних фараонов.

Его жаркое дыхание касалось ее волос. Майлз тоже обнял ее и крепко прижал к себе, так что тепло его тела смешалось с ее теплом. Ничто и никогда не казалось ему столь правильным, как эти объятия. Белла была ошеломлена и благодарна ему за то, что он позволил себе открыть ей правду. Возможно, признание уймет его давнюю боль.