Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

– Что, нет сигнала?

Через несколько минут я уже стояла рядом с Сереной и мне вручали призы. Проигрыш в таком важном матче – это всегда тяжело, поверьте мне, я узнала это на собственном опыте. Ты должен выглядеть изящно и мило в то время, когда все внутри тебя вопит от негодования. А на Уимблдоне проигрыш превращается в настоящую пытку, потому что это единственный турнир Большого шлема, где проигравшая должна идти рядом с победительницей, когда та совершает свой круг почета. Это один из самых неприятных моментов, с которым спортсмен может столкнуться во время тура. Ты оставила всю себя до капли на этом корте, надеясь победить. Но каким-то образом проиграла! И теперь тебе надо стоять перед публикой и телекамерами, празднуя победу человека, который лишил тебя всего. Настоящая пытка.

Проигравшая получает памятную табличку и благодарность. Победительница – серебряный поднос, который еще называют тарелкой для розовой воды – впервые его вручили в 1886 году – и около миллиона долларов плюс любовь и аплодисменты публики. Приз вручали принц Чарльз и глава Всеанглийского теннисного клуба. Сначала была очередь Серены. Она действительно прекрасно держалась: когда репортер спросил ее о ее ощущениях, она говорила только о моих достижениях, но за этими улыбками и милыми словами было видно, что она страдает и не может дождаться момента, когда можно будет смотаться отсюда, так же, как и любая другая на ее месте. Перед телекамерой я поблагодарила всех, кого смогла вспомнить. Ника Боллетьери и Роберта Лансдорпа. Своих родителей. Я рассказала о своей простуде и намекнула на Хуана Карлоса Ферреро, хотя и не назвала его по имени. Не думала, что когда-нибудь расскажу об этом, пока не начала эту страницу. В какой-то момент я подняла глаза на свою ложу и, улыбаясь своей команде, сделала стригущие движения рукой. Так я напомнила своему отцу, тренеру и инструктору, о нашем пари. «Если я выиграю, вам придется побрить свои головы». В конце концов я не стала на этом настаивать. Наверное, потому, что если бы мой отец сбрил волосы на голове, то они никогда бы не выросли вновь.

В одиночестве я прошла в раздевалку. Серена ушла с корта сразу же, как только это стало возможным без того, чтобы это не воспринималось как скандал. Я этого не заметила и не задумалась бы об этом, если бы не то, что произошло, когда я вернулась в свою раздевалку. Наличие личной кабинки в раздевалке значит, что, даже не видя своего противника, ты можешь его слышать. А услышала я, когда вернулась в раздевалку и стала переодеваться, рыдания Серены. Горловые всхлипывания, которые означают, что плачущему не хватает воздуха, и которые пугают тебя. Они не прекращались ни на минуту. Я покинула раздевалку как можно скорее, но Серена знала, что я слышала ее. Люди часто интересуются, почему мне так сложно побеждать Серену – за последние десять лет она умудрилась приручить меня. Наш счет по матчам – 2—19 не в мою пользу. И вот, анализируя эту ситуацию, люди начинают говорить о силе Серены, о ее подаче и уверенности в себе, как элементы ее игры соответствуют элементам моей игры, и, без сомнения, во всем этом есть доля правды. Но для меня правильный ответ остался именно в той раздевалке, где я переодевалась под рыдания Серены. Думаю, что Серена ненавидела меня за то, что я тот самый тощий ребенок, который наперекор всякой логике выиграл у нее Уимблдон. Я думаю, что она ненавидит меня за то, что я взяла у нее нечто, что она считала принадлежавшим ей по праву. Я думаю, что она ненавидит меня за то, что я была свидетельницей самого мрачного момента в ее жизни. И чем больше я думаю об этом, тем больше верю, что сильнее всего она ненавидит меня за то, что я слышала ее рыдания. Этого она никогда мне не простит. Вскоре после турнира я узнала, как Серена сказала подружке, которая позже все передала мне:

– В жизни больше не проиграю этой сучке.

* * *

Следующие несколько часов прошли для меня как в горячке. Это была кульминация всего того, к чему мы стремились и ради чего работали. Победа длится какие-то мгновения, а потом ты вновь оказываешься на тренировочном корте. Но что это за мгновения!

Наутро после финала я отправилась на поиски платья для Уимблдонского бала. Когда ты выигрываешь Уимблдон, то все вокруг тебя меняется – это было бы глупо отрицать. В другое время, каждый раз, когда я хотела купить себе новое платье в Лондоне, я шла в любимые магазины, смотрела коллекции, уходила в примерочные и так далее. Теперь же, когда я сказала, что мне нужно в город кое-что купить, у моей двери мгновенно нарисовалась машина Оргкомитета Уимблдона. Она провезла меня по пригородам в город как волшебный ковер-самолет, который планирует над улицами и крышами домов. Меня уже ждали в шоу-руме Louis Vuitton. Меня окружали продавцы, готовые помочь мне примерить любое из самых красивых платьев, которые я когда-либо видела. Красного, серебристого и золотистого цветов. Я остановилась на исключительном кремовом платье прямого кроя с плиссированной юбкой.

Я специально оделась к вечеру. Высушила волосы, которые свисали прямыми прядями, и практически не воспользовалась косметикой. Я вообще тогда не знала, что делать с косметикой. Я была смущена и нервничала, вокруг меня было больше камер, чем я их видела за всю предшествующую жизнь. От вспышек у меня разболелись глаза. Перед ними плыли пятна, и мне хотелось поскорее пройти перед камерами и скрыться внутри здания. По обеим сторонам роскошного входа стояла официальная охрана. Двери открылись, я вплыла внутрь и продолжала плыть по полу, повторяя путь Серены Уильямс, по которому она шла три года назад. Тогда я была зрителем, а сейчас главным действующим лицом. Люди в комнате встали и начали аплодировать. Они устроили мне овацию. Я прошла мимо юниорского стола, бросив быстрый взгляд на девушек, которые сидели за ним. Я знала, что если я хочу остаться на своем сегодняшнем месте, то мне придется в ближайшие годы победить их всех. Ночь пролетела незаметно. Как сон. Все эти платья. Все эти краски. Музыка и вино. Было только восемь вечера. И вдруг неожиданно оказалось, что уже два часа ночи. Я была уже дома и поднималась по лестнице, держа в руке туфли и мечтая только о том, как расскажу папе обо всем, что со мной произошло, расскажу в подробностях, но его не оказалось дома.

Для меня выигрыш Уимблдона был очень важен, но для моего отца, по-видимому, он был еще важнее, если только такое было возможно. Он был зациклен на этой цели с того самого момента, как Юрий Юдкин отвел его в сторону и поговорил с ним возле корта в Сочи. Все, что он делал, все, чем он жертвовал, он делал и жертвовал только для того, чтобы достичь этого момента. И вот наконец этот момент настал. Все, что будет потом, будет прекрасным и удивительным, и именно тем, о чем мы мечтали, но для моего отца и в какой-то степени для меня, не может уже произойти ничего лучшего. Это была наша цель, наша настоящая вершина. Позже начнется простая жизнь. А это было воплощением мечты. И мой отец собрался как положено отпраздновать это. И для этого он не собирался идти на какой-то изысканный бал или на чаепитие. Он не будет надевать смокинг или танцевать с герцогиней. Нет. Вся эта хрень не для него. Юрий Шарапов решил отметить победу старым традиционным способом. Он напился. Он пил до тех пор, пока не закончилась эта ночь. Он отправился в паб, когда было темно, и вышел из него только тогда, когда забрезжил новый день, пьяный и ликующий. Добравшись до дома, он разбудил меня. Было пять часов утра, и в руках у него была целая стопа газет.