Керенский - Владимир Федюк

Позицию председателя поддержали большинство министров. Против был один Милюков. Он полагал, что правительство вообще не должно оправдываться перед Советом, поскольку возникло без всякого его участия и ответственности перед ним не несет. Но у Милюкова не нашлось союзников. Единственным человеком, на чью поддержку он мог надеяться, был Гучков, но тот уже решил для себя вопрос о дальнейшем пребывании в министерском кресле. Гучков крайне пессимистически оценивал ситуацию и иного выхода, кроме отставки, не видел.

Милюков оказался в одиночестве. Масла в огонь подлил присутствовавший на совещании член Исполкома Совета известный эсеровский деятель В. М. Чернов. Он начал с реверансов по адресу Милюкова, но в итоге заявил, что, по его мнению, тот "лучше мог бы развернуть свои таланты на любом другом посту, хотя бы в качестве министра народного просвещения". Для Милюкова это стало полной неожиданностью, но по молчанию своих коллег он понял, что этот вопрос обсуждается уже давно.

Все, кому приходилось сталкиваться со знаменитым упрямством Милюкова, знали, что он сам ни за что не уйдет со своего поста, а тем более не согласится с портфелем министра просвещения. На этот случай в ход была пущена тяжелая артиллерия. 26 апреля в газетах появилось письмо Керенского, адресованное в ЦК партии эсеров, в Исполком Совета и Временный комитет Государственной думы. Керенский писал, что изменившаяся ситуация требует нового подхода к формированию правительства. Если первый его состав был образован за счет приглашения конкретных лиц, то теперь настало время замешать министерские посты по принципу представительства политических организаций. Таким образом, Керенский предлагал заменить "деловой" кабинет партийным. Поскольку ни одна из партий не могла претендовать на преобладающее влияние, неизбежной становилась коалиция.

Далее Керенский заявлял, что в нынешнем составе правительства он оставаться не может и потому подает в отставку. Это был сильный ход. Керенский пользовался популярностью куда большей, чем другие министры, и его уход, по сути дела, означал неизбежную отставку всего правительства. Премьер Львов оказался перед выбором. Он должен был расстаться либо с Керенским, либо с Милюковым.

Надо сказать, что идея коалиции имела противников не только среди сторонников Милюкова, но и у немалой части Исполкома Совета. Дело в том, что делегировать своих представителей в правительство означало бы взять на себя ответственность за его деятельность, а лидерам Совета куда больше нравилось прежнее положение безответственных критиков. Вечером 28 апреля вопрос о коалиции был поставлен на голосование Исполкома. Итог был отрицательным — 24 против, 22 — за при 8 воздержавшихся.

Тогда на защиту своего предложения бросился Керенский. На следующий день, 29 апреля, в Таврическом дворце собралось совещание фронтовых делегатов. После выступления военного министра Гучкова, который рисовал обстановку в самых мрачных тонах, слово было предоставлено Керенскому. На этот раз он превзошел самого себя. Его речь была шедевром ораторского искусства. "Неужели, — заявил он, — русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся рабов? Я жалею, что не умер два месяца тому назад: я бы умер с великой мечтой, что раз и навсегда для России загорелась новая жизнь, что мы умеем без хлыста и палки уважать друг друга и управлять своим государством не так, как старые деспоты". Керенский еще раз подтвердил, что единственным способом установить общественное согласие он считает формирование коалиционного правительства.

На следующий день о "взбунтовавшихся рабах" писали все газеты. Как ни странно, но выступление Керенского было очень сочувственно встречено и околокадетскими кругами, увидевшими во "взбунтовавшихся рабах" деятелей из Совета. В свою очередь, Исполком еще раз осознал, что с Керенским надо считаться. Однако решающую роль в изменении позиции руководства Исполкома сыграло другое событие — отставка Гучкова. О ней говорили давно, но все равно она стала неожиданностью. Официально заявление об уходе из правительства Гучков подал 30 апреля. Через несколько дней, выступая на частном совещании членов Государственной думы, он откровенно объяснил свои мотивы: "Я ушел от власти, потому что ее просто не было; болезнь заключается в странном разделении между властью и ответственностью: на одних полнота власти, но без тени ответственности, а на видимых носителях власти полнота ответственности, но без тени власти".[181]

Уход Гучкова стал толчком к новой фазе переговоров. Утром 1 мая князь Львов встретился с представителями Исполкома и поставил перед ними вопрос: либо формируется коалиционный кабинет, либо нынешнее правительство в полном составе отказывается от полномочий. Ранее Таврический дворец посетила делегация чинов военного министерства во главе с полковником Якубовичем. Со своей стороны они тоже пытались убедить руководство Совета санкционировать образование коалиции, угрожая в противном случае развалом фронта. Зная близость "младотурок" к Керенскому, можно предположить, что этот визит был инициирован или по крайней мере санкционирован им. В итоге новое голосование, состоявшееся вечером того же дня, принесло 44 голоса сторонникам коалиции при 19 голосах против и 2 воздержавшихся.

Следующий день, 2 мая, выдался не по-весеннему холодным. С ночи лил дождь, сменившийся после полудня мокрым снегом. На улице царило ненастье; что же касается атмосферы в здании военного министерства, где проходили переговоры между представителями правительства и Исполкома, то она тоже была весьма прохладной. Общую платформу коалиции стороны сформулировали на удивление быстро. Правительство согласилось с формулой "мир без аннексий и контрибуций", а Совет, в свою очередь, не возражал против подтверждения союзнических обязательств.

Разногласия настали, когда на обсуждение был поставлен вопрос о персональном составе правительства. Делегаты от Исполкома настаивали на том, чтобы "революционной демократии" было предоставлено минимум шесть мест. Представители правительства не говорили ни да ни нет. Масла в огонь добавило присутствие на совещании Милюкова. Лидер кадетов был обижен на всех и вся. За несколько дней до этого он уезжал в Ставку и перед отъездом взял с Гучкова обещание не предпринимать никаких шагов до его возвращения. Гучков, как мы уже знаем, обещания не сдержал, и Милюков вернулся тогда, когда все уже было фактически решено. Сейчас Милюков демонстративно прощался с бывшими коллегами. Князь Львов попытался робко протестовать: "Да что вы! Не уходите". Но Милюков холодно произнес: "Вы были предупреждены" — и с гордо поднятой головой покинул зал.

С его уходом все почувствовали облегчение. Вечный оптимист обер-прокурор Синода В. Н. Львов начал громко рассуждать о том, что все закончилось хорошо. На это присутствовавший на переговорах Суханов мрачно сказал: "Помяните мое слово — если все будет развиваться так же, мы через два месяца увидим во главе правительства Ленина".

Переговоры о составе кабинета продолжались еще два дня, и только к вечеру 4 мая портфели были окончательно распределены. Пост главы правительства по-прежнему сохранил князь Львов. Военным и морским министром стал Керенский. Он давно домогался этого, и его назначение никого не удивило. Министром иностранных дел вместо ушедшего Милюкова был назначен Терещенко. Вот это в какой-то мере могло считаться сенсацией. Впрочем, Терещенко на новой должности чувствовал себя так же непринужденно, как и в кресле министра финансов, и без труда находил общий язык как с союзническими дипломатами, так и с социалистами из Совета.