Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

совсем молодая женщина, почти подросток. Она вскипятила воду, сыпанула туда каких-то трав и этим раствором промыла раны. Тщательно осмотрела тела и выбрала того, за кого возьмется первым.

При этом она все время что-то то ли напевала, то ли читала какой-то заговор, я не понял. При всех своих новых лингвистических способностях ни слова не разобрал, зато поразился, когда она развернула сверток и положила рядом с собой, я бы сказал, вполне себе настоящий хирургический набор. Отточенный нож из черной бронзы, пару крючков, иголку и моток суровой льняной нити.

Дальше операция пошла почти по всем современным понятиям, за исключением белых халатов и полного отсутствия стерильности. Весь антисептик заменял ей раствор трав и ее еле слышный наговор.

У первого из груди торчал обломок стрелы, и она, сделав надрез, первым делом аккуратно удалила обломок. При этом довольно быстро и ловко связала порванные кровеносные сосуды. Крови натекло немало, но все же гораздо меньше, чем могло бы быть при такой повреждении.

Потом она зашила рану, наложила сверху мазь из толченой травы, замешанной на каком-то масле, и замотала опять прежним куском окровавленного полотна, по причине полного отсутствия какой-либо другой ткани.

Покончив с одним, она взялась за другого и закончила с ним так же деловито и споро, как и с первым. Когда она перевязала третьего, я поднялся, а девушка, повернув ко мне осунувшееся скуластое лицо, произнесла:

— Теперь уходи. Я посижу с ними до утра, а с рассветом, коли не помрут, забирайте их отсюда. У меня здесь не приимный дом.

Молча кивнув, мол, согласен, я шагнул к выходу. Откинув полог, выхожу на воздух и с удовольствием вдыхаю чистый морозный воздух. Лес уже наполнен густой ночной чернотой, а на утоптанной поляне горит яркий костер.

Увидев меня, Куранбаса резво вскочил на ноги.

— Ну как ты, — он оглядел и почти ощупал меня, — не околдовала тебя эта ведьма?!

Глядя на его встревоженный вид, понимаю, что все это время этот вопрос волновал его куда больше, чем жизнь двоих стрелков, а уж тем более какого-то чужака. Успокаиваю его своим спокойным видом и тоном.

— Как видишь, нет! Все со мной хорошо, и никакая колдовская сила меня не возьмет!

— Хвала Всевидящему Тенгри, — половец молитвенно сложил ладони и на миг устремил взгляд к небу, — за заботу о благе и жизни нашей!

Ничего на это не говорю, а лишь похлопав его по плечу, мол все хорошо, прохожу к костру и сажусь поближе к огню. Куранбаса протягивает мне ломоть хлеба и капающий жиром кусок жареной птицы.

Ничего кроме хлеба я сегодня не ожидал, поэтому не могу сдержать удивления.

— Откуда такое богатство?

Половец довольно щерится.

— Я подстрелил, пока светло было.

Впиваюсь зубами в горячее мясо и жмурюсь от удовольствия. Из-за сегодняшних событий я не ел с самого утра, и горячее мясо мне сейчас кажется просто манной небесной.

Все молча ждут, когда я закончу с едой, и только после этого раздается первый вопрос.

— Как там парни? Выживут?

Пожимаю плечами.

— Пока трудно сказать, но эта, — киваю на землянку, — молодец, сделала даже больше, чем я ожидал.

Чувствую, что у Куранбасы и ребят еще полно вопросов, особенно про ведьму. Они пока не решаются их задать, но вот-вот созреют. Отвечать на расспросы, если честно, мне жутко не хочется, поэтому, не дожидаясь, когда они решатся, отрезаю им эту возможность.

— Все давайте спать! Ночь уже, а вставать с рассветом. — Видя, что народ еще сомневается, добавляю в голос жесткости. — Давайте живо! Я сам подежурю в первую смену.

С молчаливым неудовлетворением вся троица улеглась на заранее заготовленный еловый лапник и захрапела почти мгновенно. Я даже не смог сдержать улыбку:

«Надо же, а еще возмущались».

Подкинув в костер дров, я приготовился к долгому ожиданию. Мысли тут же вернулись обратно в землянку, прокручивая в памяти все, что я там увидел.

«Мне бы такая ведьма ой как пригодилась! — Мелькнуло в голове. — По сути, я за этим сюда и приехал. Мне нужен человек, который бы занялся военной медициной, и эта ведьма как никто подходит для этого. При всей колдовской атрибутике: заклинания, наговор, травки и прочее, она действовала как заправский хирург. Очищала раны, дезинфицировала и зашивала. В полевых условиях и сейчас большего не делают. — Мысли скачут с одной на другую. — Ну хорошо, позову я ее с собой, а как воспримут это бойцы, горожане, церковь?! Они ее не примут. Да что там чужие, даже свои не поймут! Виданное ли дело, колдунью в город привести!»

Все понимаю, но перед глазами по-прежнему стоит девичий силуэт в длинной белой рубахе, и мне даже думать не хочется о том, что дело тут не только в медицине.

Встряхиваю головой и прогоняю видение.

«И все же! Ведь не зря провидение привело меня именно сюда. Мне нужен был такой человек и вот он. Мне словно бы говорят, бери то, что есть, других лекарей на Руси в это время попросту нет».

Перевожу взгляд с разгорающегося пламени на полог землянки, и он, будто услышав мои сомнения, колыхнувшись, выпускает ту, о ком я только что думал. Девушка вышла из землянки и, не видя меня, глубоко вздохнула, затем, зачерпнув пригоршню снега, утерла им горящее лицо.

Вскинув голову, она замерла, разглядывая ночное небо, и повернулась ко мне, только когда я поднялся. Заметив мое движение, она тут же попыталась скрыться обратно в землянке, но я остановил ее.

— Подожди! — Сделав пару шагов, останавливаюсь рядом с ней. — Есть у меня к тебе предложение. — Смотрю прямо во вскинутые на меня зеленые глаза и вдруг решаюсь. — Собирайся, с нами поедешь! Будешь бойцов моих лечить!

Ее рот изгибается в ироничной усмешке.

— А говорил предложение… Больше на приказ похоже. — В вскинутых на меня глазах вспыхивает зеленая искра. — Нет! Не поеду! Я птица вольная, сама решаю кому помогать, а кому нет.

Показывая, что разговор окончен, она вновь попыталась уйти, но я снова не дал ей этого сделать. Моя ладонь сжала худющий девичий локоть.

— Не торопись! Здесь ты пропадешь, сгинешь не за грош! Либо народ лихой прибьет, либо церковь достанет, а я смогу тебя защитить. Поедешь со мной, станешь великой целительницей…

Не дослушав, он дернула рукой, стараясь освободиться, а глаза обожгли меня гневным взглядом.

— За себя переживай, а за меня волноваться не надо! Я как-нибудь сама справлюсь!

Не зная как ее удержать, я вдруг начинаю говорить то, что у меня, действительно, на душе:

— Послушай, ты мне нужна! У меня есть