Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

свою забрать тоже, а право решающего голоса оставлено за мной. Совет же в лице их четверых может мне только советовать и не боле. Этот пункт, предвидя сегодняшний яростный спор, я у них буквально выгрыз, когда изначально договаривались.

Сейчас, после предупреждения половца, все разом успокоились и затихли. Правило не выносить сор из избы тут действует железно. Показывать противнику разлад в своих рядах нельзя, и все это понимают. На лицах проявилась степенность, и все настроились на непростой разговор.

Гости вошли шумно. Топая и утирая лица с мороза, они ввалились вчетвером, сразу заполнив собой все помещение.

— Присаживайтесь, господа! — Гостеприимно указываю на лавку у противоположной стены, и вошедшие, не торопясь, рассаживаются один за другим. Всех их я уже знаю в лицо.

Тот, что уселся первым и бросил на меня мрачный взгляд — это Афоня Михалчич, за ним Горята Нездинич. Фамилии известные как в Новгороде, так и на Твери. Эти две семьи держат почти всю хлебную торговлю с Низовской землей, и по всему северо-западу власть у них немалая.

За новгородцами сидят еще двое. Тоже люди не простые. Ганс Виттенберг, купец Ганзейского двора в Риге, и представитель епископа Дерптского Винрих фон Босвейл. В другие времена эта парочка была бы прямым конкурентом новгородцам, но сегодня всем им моя цена встала настолько поперек горла, что даже давние обиды отбросили.

Гости рассаживаются, а я глядя на них думаю о своем. Тот факт, что эти четверо пришли вместе, настораживает. Ганзейцы с тевтонами не так критически зависимы от нынешних закупок зерна. В отличие от новгородцев у них здесь интересы более универсальные. Мед, воск, пушнина и пенька — для них также крайне интересны. Если честно, я надеялся, что этот аспект внесет раскол в ряды моих противников, но нет. Судя по всему, они все-таки смогли сговориться, и мне очень бы хотелось знать, чем именно заманили их новгородцы. Ведь в случае неудачи немцам придется возвращаться без зерна, а это серьезные убытки, которые им не простят. Здесь они представляют не только свои интересы, но и отрабатывают вклады своих пайщиков. У одного это банкиры Любека и Риги, у второго епископ Дерптский, а может и сам магистр.

Выждав паузу, поднимаю на Афоню упреждающий взгляд, мол, начинай, чего тянуть. Он в этой ватаге недовольных, бесспорно, заводила, и я уже имел «удовольствие» с ним общаться. Семья Михалчичей в Новгороде в первой пятерке по богатству и родовитости, а Афоня, хоть и не старший в роду, но прямой наследник и человек весьма уважаемый. Про него и про остальных мне полный расклад дал Лугота еще до начала ярмарки. Ситуация тут последние годы не менялась, и кто из торговых гостей приедет было известно заранее.

Встретив мой взгляд, Афоня поднялся и, огладив бороду, произнес.

— Ты, наместник Александров, — его глаза метнулись с меня на тверичей, — и вы, господа Тверские, знайте. Ваше самовольство и беспредел безнаказанными не останутся. Мы, как вернемся в Новгород, обо всем сообщим Александру и отцу его, Великому князю Владимирскому. Пусть знают, что творят их наместники в Твери.

Боярин замолчал, а я молча прошел в угол и спокойно сел в кресло, всем своим видом показывая — это я уже слышал, не страшно. Что дальше?!

Едва заметно глянув на своего сотоварища, Афоня демонстративно вздохнул и с видом, видит бог, я сделал все что мог, грузно опустился на место, а Горята Нездинич начал резко и не вставая.

— Все это будет потом. И жалобы, и суд праведный, а сейчас, как вы, наверное, догадываетесь, без зерна мы из Твери не уедем.

Его прищуренный взгляд прошелся по противоположной лавке, и я уже было подумал, что новгородцы пошли на попятный, но не тут-то было. В глазах Горяты вспыхнул злой огонек, а его губы вытянулись в жесткую линию.

— А коли так, то и выхода у нас иного нет. Ежели торга праведного здесь мы не найдем, ежели токмо своеволие да лихоимство ваше, то мы, присутствующее здесь посольство, предупреждаем тебя, наместник, и вас, господа Тверские. Будете продолжать упорствовать в своем неправедном своеволии, то мы железом возьмем то, за что хотели уплатить серебром.

«Оп ля! — Мелькнуло у меня понимание. — Вот чем вы немцев-то приманили!»

Теперь присутствие ливонцев стало понятно. Если новгородцы решились на прямой грабеж, то грех не погреть руки на чужом огне. Коли можно ограбить русский город без всякого урона для себя, то зачем отказываться. Ведь в случае чего, все можно будет свалить на новгородцев — они это затеяли, а мы только так в сторонке постояли. Тем более те, наверняка, обещали им, весь гнев Великокняжеский взять на себя и обвинить меня, Тверского наместника, в беспределе и во всей будущей заварухе.

То, что новгородцы попытаются силой вернуть себе прежнее право вершить дела по своему усмотрению, для меня не сюрприз, а вот немцы… Рискнут они влезть в разборки на чужой земле или нет, было под вопросом. Калида уже посчитал, и я знаю точно. Гости новгородские смогут выставить двадцать настоящих бойцов в кольчугах и при мечах. Еще с сотню всякого другого люда, возчики там и прочие. Этот народец у них тоже к драке привычный и представляет собой изрядную силу даже с топорами и кольями.

У нас народу примерно столько же, но мои стрелки — это зеленая молодежь, а боярские и купеческие дворовые не чета новгородским, так только для счета. Реальных бойцов из «детей» боярских, чтобы в железе и с опытом, так не больше десятка. В открытом бою у нас шансов нет никаких, потому как вся Тверь за нас не встанет, ибо стараниями боярина Якуна в городе нас сторонятся и даже винят в опасных разборках с Новгородом. Всем понятно, что коли дойдет до драки, то нам наваляют и поделом. В глубине души я тоже этого побаиваюсь, но у меня в рукаве есть джокер, на которого я очень сильно надеюсь. И не сказать, что поворот, в котором ливонцы встают на сторону Новгорода кардинально меняет всю картину, но тем не менее задачу усложняет. Конюхи и прочая дворня немецкая, конечно, в бой не полезут — это не новгородцы, но с десяток людей в броне и с хорошим оружием они точно выставят, а в нынешней ситуации и это сила немалая.

«Хватит ли у меня козырей, чтобы осилить и этих?!» — Сижу, думаю, поскольку я твердо обещал своим пайщикам-концессионерам, что до резни на улицах Твери дело не дойдет ни при каких обстоятельствах. И вот теперь я в этом не так уж сильно и уверен.

В