Школяр - Дмитрий Таланов

Янус Хозек, «Как это было», 57-е издание,

Анастасийская Центральная Библиотека

Скоро Филю стало ясно, что упоминать Железную книгу в обществе близнецов сделалось табу. Они не желали слушать ни о чем, что произошло в зимние каникулы.

Габриэль тоже не хотела вспоминать случившееся. Оставшись в тот день в Первой Медицинской, она помогла Схизматику сжечь его бумаги и очень жалела теперь профессора. Так что Филю одному пришлось отдуваться на многочисленные вопросы, откуда на стене их дормитория появился волчий хвост.

Якоб, к которому он вскоре стал отправлять всех за деталями неудавшегося отъезда, с удовольствием их рассказывал, добавляя всё новые, пока ему совсем перестали верить. Потом расспросы стихли, и жизнь вошла в обычную колею.

Ректор Иллуги возвратился в Алексу с требованием императора увеличить количество учебных часов, и суббота теперь тоже оказалась заполнена занятиями. Хорошо, хоть по основной дисциплине, что для Филя с Яном означало естествознание. На уроках профессора Лонергана всегда было интересно, а высиживать штаны в субботу на математике или морали было бы пыткой.

Профессор Лонерган появился в школе хорошо отдохнувший и на первом же уроке задал новый темп.

— Так, бездельники, — сказал он, заходя на лекцию, — я обещал вам дополнительные занятия по поиску удобной замены для огнива? Считайте, что они у вас в кармане. Желающие могут получить нужные книги у меня в лаборатории сегодня вместе со списком необходимых для прочтения глав перед тем, как отрывать себе пальцы. Повторяю, что никаких оценок за это вы не получите, но имена самых выдающихся генераторов идей я внесу в свой заключительный рапорт. Да, сразу предупреждаю о новой системе оценок! Поговорив на пути из Кейплига с профессором Роландом, я нашел его классификацию заслуживающей внимания, и отныне я стану делить вас по тем же категориям, от «дундука» до «полного дуба». Всё понятно?

Хор возбужденных голосов подтвердил, что понятно.

Филь успел забыть про поиски замены огниву и, радостно переглядываясь с Яном, решил этим же вечером забрать у Лонергана книги. Он почти было улетел в облака, мечтая, что найдет рецепт смеси, позволяющей с одного раза разжигать любой уголь, но его опустили на землю.

— Фе, — отрывисто бросил ему профессор, — у тебя что-то глаза сегодня с поволокой. Ты уже родил для меня эскиз прибора, при помощи которого можно смотреть сквозь человека?

Лекционная взорвалась хохотом. Смеялись все, даже Ян и тот хохотал до слез, а Фристл Бристо вскрикивал, повторяя «Глаза с поволокой!», и, казалось, он плачет. Филь поначалу терпел, но потом прыснул и присоединился к общему веселью, больно смешно получилось у профессора свести с ним счеты за наглый вопрос на санных катаниях. Профессор Лонерган с невозмутимым видом ожидал ответа.

— П-профессор, — сказал Филь, изо всех сил пытаясь успокоиться, — у меня всё г-готово!

— Ну, так п-показывай, — сказал профессор Лонерган и только сейчас позволил себе улыбнуться.

Развернув чертеж, который протянул ему Филь, он бегло изучил его.

— Что ж, расчеты на удивление верны. Я заношу тебя, Фе, в категорию подающего надежды, а именно — «свежий пень». Я дал бы больше, но я знаю, где ты взял решение.

Он склонился к самому уху Филя и прошептал:

— В следующий раз, если ты опять будешь рыться в моей лаборатории, пожалуйста, возвращай всё на место, а не заставляй профессора Фабрициуса приносить это ко мне на квартиру!

Филь покраснел, как свежесваренный рак, а следом порозовел Ян, сидевший рядом. Оба лишь сейчас спохватились, что труба Лонергана осталась во Второй Медицинской и всё это время никто про неё так и не вспомнил.

— Продолжаем тему «Отражение Света», — объявил затем профессор, — точнее, заканчиваем. Домашние задания будут выданы в конце лекции по результатам обсуждения, призванного продемонстрировать, что вы помните после длительного периода веселия и безделья. Итак, уроним наши сердца в колодец повседневности!

Филю оставалось желать, чтобы профессор Иллуги только подшучивал над ним, потому что профессор вернулся с каникул с большим зубом на обоих Фе и близнецов Хозеков. Первое, что он сделал, это вычеркнул имя Габриэль из списка своей команды по игре в Юку.

Услыхав новость, Филь воскликнул:

— Но до первой созревшей юки еще полгода!

— Ты не понимаешь, это жест, — хмуро пояснил Ян. — Выражение намерений, как грозовые облака на горизонте. Филь, я думаю, ему досталось за нас от обитателей Кейплигского замка и нам следует готовиться к буре!

И буря разразилась, пусть в стиле профессора Иллуги. Сначала заворчал гром: за ночные шатания теперь отправляли без промедления на сутки в Печальный карцер. Потом ударила молния: за нахождение школяров в Первых лабораториях во внеучебное время без письменного разрешения грозило исключение из школы.

Затем налетел шквал. Не делая ни малейших поблажек никому из Фе и Хозеков, профессор Иллуги стал требовать от них развернутых решений с подробными объяснениями, откуда и что вытекает. Анне было тяжелее всего, и к середине января она уже вскипала при одном упоминании имени ректора.

— Это же примитивная теорема, её знают последние идиоты! — кричала она после очередных занятий. — Почему я должна её доказывать? Ах, у него, видите ли, возникли сомнения, что я это понимаю! Хомо суспициозус!

Габриэль держалась дольше, но и она в конце концов разразилась слезами:

— У меня на его задания теперь уходит в пять раз больше времени! Гельминт в берете!

В довершение всех бед мороз, с начала года сжавший в тисках Алексу, не ослабевал до конца февраля. Филь несколько раз подскакивал в страхе по ночам от грохота, вызванного лопнувшими на лютом холоде стволами сосен в лесу.

В первый раз он особенно испугался, подумав, что это профессор Лонерган поднял на воздух лабораторию естествознания. Поиски замены огниву шли полным ходом, и от экспериментов, проводившихся во Второй лаборатории, успели пострадать стол, два табурета, а в один неудачный день вышибло взрывом окно.

Окно было на совести Филя: он намешал слишком много смеси и использовал не обычную селитру, а стащил очищенную у профессора Лонергана. Их спасло вмешательство самого профессора: обнаружив пропажу, тот вбежал во Вторую за секунду до того, как разогреваемая в сосуде смесь вспыхнула, и сбил Филя, Яна и Тома Рафтера с ног. Николас Дафти в это время уже сидел под столом. Взрыв вырвал кусок из столешницы и высадил окно, а Филь накрепко усвоил разницу между чистыми и нечистыми реактивами.

В другой раз, стремясь замедлить скорость реакции, Филь не придумал ничего умнее, как заменить уголь железной окалиной с добавлением черной магнезии, потому что окалины было мало. Боясь разогревать смесь в стеклянном сосуде, он поджег её в чугунном тигле. Загораться она не желала, и Николас Дафти, не веря в успех замены угля на железо, сунулся к тиглю, когда тот, наконец, вспыхнул. Пламя опалило Николасу брови, но куда сильней его напугала сквозная дырка, образовавшаяся после этого в тигле.