На поводу у сердца - Тори Майрон

— Ты слишком серьезная, Ники… это нужно исправлять, — лепечет он, и я тут же срываюсь на неудержимый хохот, пытаясь оторвать от себя его руки, чтобы остановить щекотку. Однако Остин, хоть и пьяный в аут, силы свои никуда не утратил: схватив за талию, он одним легким движением заваливает меня к себе на колени, вовсю продолжая порхать подушечками пальцев по животу, бокам и ребрам.

— О-о-остин, приекрати-и-и! — скулю я, заливаясь смехом и повторяя попытки вырваться из его атакующих рук, пока Марк безучастно сидит рядом с нами и как ни в чем ни бывало прикладывается к бутылке.

— Не прекращу-у-у!

— Ости-и-ин!

— Не-е-ет! Посмейся громче!

— Дура-а-ак! Я сейчас всех соседей разбужу своим визгом! Хватит!

— К черту соседей! Я люблю твой визг, малышка! — Рид расплывается в пьяной довольной улыбке. — И смех твой тоже люблю очень… Ты всегда должна смеяться, — бурчит он, игриво прижимаясь носом к моей щеке.

Пахнет от него так знатно, словно он не только внутрь в себя заливал литры алкоголя, но еще и искупался в ликероводочном бассейне, а сразу после обвалял себя в куче табачного пепла. И пусть обычно я на дух не переношу этот едкий запах, от которого я сама, вероятнее всего, скоро опьянею, от Остина меня он нисколько не отталкивает.

Мне вообще кажется, что ничто на свете никогда не сможет меня от него оттолкнуть, потому что вот она — грёбаная любовь, что заставляет меня, контуженную на всю голову идиотку, будучи вконец уставшей после сумасшедшего дня, полного драк, ссор и происшествий, лучиться счастьем только потому, что я в грязном подъезде сижу на коленях недосягаемого для меня человека, источающего из себя целый букет ароматов алкогольных напитков, и неконтролируемо смеюсь от его щекотливых прикосновений.

Да, вот такая у меня странная, безусловная и годами причиняющая мне страдания любовь, с которой я ничего не могу поделать, но как бы мне ни хотелось остаться с ним так навечно, нам нужно все-таки успокоиться и поскорее попасть в квартиру, чтобы уложить в постель это пьяное, ничего не соображающее создание.

— Остин! Все! Прекрати! Я же сейчас умру от смеха! — но человеку абсолютно безразличны мои скулящие просьбы, поэтому мне приходится обратиться ко второму: — Марк, мать твою, помоги же мне! Не видишь, что ли? Я вырваться не могу!

— Да вы, должно быть, издеваетесь надо мной! — недовольно сокрушается Марк, но все-таки соизволяет наконец прийти мне на помощь: не без труда встав на ноги и кое-как удержав равновесие, он обхватывает меня руками и резко вытягивает из щекочущих оков Остина, срывая с его уст поток громких, нечленораздельных возмущений.

— Да тихо ты! Не шуми так! — шикаю я, одёргивая задравшуюся майку вниз. — Марк, нужно быстро достать ключи, пока кто-нибудь не услышал его крики. — И под «кем-нибудь» я имею виду своего шпиона, который вполне способен даже с улицы расслышать пьяный ор Остина.

— Может, мне его просто вырубить?

— Очень смешно.

— Я не шутил.

— Он и так завтра помирать будет от похмелья, поэтому давай обойдемся без рукоприкладства. Ключи вроде бы в кармане джинсов, но тебе нужно его поднять на ноги, чтобы я смогла их достать.

Эндрюз устало откидывает голову назад, шумно вздыхает, но все же выполняет мою просьбу.

— Давай, придурок, подъем! — он берет друга под подмышки и рывком приподнимает вверх, на всякий случай плотно прижимая к стене. — Вот так, а теперь стой спокойно на месте. Сможешь?

— Конечно, смогу! Я что, немощный, по-твоему? — фыркает Остин и, к счастью, в самом деле сам удерживает себя на ногах. Но лишь до момента, когда я подхожу к нему и начинаю засовывать руку в его карман. — Моя маленькая девочка, — тихо протягивает он и в желании сгрести меня в объятия перекладывает весь немалый вес своего тела на мои плечи.

Шикарно! Именно то, что надо после изнурительного дня и драки со снежной стервой!

— О-о-остин! Я же сейчас упаду! — сдавленная его тяжестью бормочу я, но, слава богу, уже в следующий миг чувствую облегчение.

— Я кому сказал спокойно стоять?! — Марк вновь отрывает его от меня, прибивая обратно к стене, на сей раз продолжая его удерживать. — Побудь спокойным хотя бы минуту, бля*ь, и не трогай ее! — раздраженно добавляет он, движением головы приказывая мне скорее вытаскивать ключи.

— Ну, да-да… Простите… Я не хотел… Нельзя же… — Остин на миг приподнимает руки в миролюбивом жесте, а затем внезапно схватывает Марка за майку и, притянув к себе, прерывисто выпаливает: — Но ты только посмей ее обидеть… Только посмей… Хоть когда-нибудь… Прибью… Не задумываясь… Сразу же!

— Ты совсем сдурел?! — рычит в ответ Эндрюз.

— Если узнаю, что ты с кем-то еще… сразу же… получишь… по морде… не дам ее обидеть…

— Ты чего вообще несешь? — вмешиваюсь я, пытаясь их разъединить, но Остин не обращает на меня никакого внимания, а лишь продолжает выдавать обрывками какие-то непонятные угрозы, доводя тем самым Эндрюза до крайней точки, когда он не выдерживает и огрызается:

— Слушай, ты задолбал меня, Рид! После суток бойни в тюряге и нескольких часов борьбы с твоим пьяным буяном, мне меньше всего хочется еще слушать о том, как ты печешься о своей ненаглядной сестрице, поэтому, клянусь, если ты сейчас не заткнешься и не успокоишься, я тебе вмажу!

— Это я тебе вмажу, если ты ее обидишь!

— Да с хрена мне ее обижать, дебил?! Что ты заладил? Да и хватит уже за нее так переживать! Она спокойно может попросить помощи у другого крутого защитника, чтобы он поквитался со всеми ее обидчиками.

— Марк, замолчи! — охваченная страхом встреваю я, впиваясь пальцами в его предплечье. Еще несколько секунд парни смотрят друг другу в глаза настолько пристально, насколько позволяет их нетрезвая кондиция, а затем Остин переводит свой взгляд на мою руку, прицепившеюся к Марку, и, коротко усмехнувшись, наконец отпускает его.

Не теряя драгоценного времени, пока Остин утихомирился, я ныряю в его передний карман и быстро вылавливаю в нем металлическую связку.

— Заходи в квартиру, — открыв дверь, прошу я Рида и порываюсь придержать его, но он отказывается, небрежно отмахиваясь от меня.

— Не надо мне помогать. Я сам могу идти.

Что он и делает: пошатываясь и едва переставляя ноги, входит в квартиру, в которой мы провели все свое детство. Тут в точности, как и у меня дома: тесно, сыро, ветхо, но зато, как всегда, царит идеальная чистота, а стоячий запах ржавчины до сих пор разбавляется ароматом пряных специй, несмотря на то, что хозяйка дома уже больше недели ничего не готовила и больше никогда этого сделать не сможет.

Даже на меня начинают давить родные стены этого дома, царапая нахлынувшими воспоминаниями по свежей ране, нанесенной утратой прекрасной бабушки Мэгги, поэтому боюсь представить, каково будет Остину находиться здесь. Возможно, и к лучшему, что он сейчас пребывает в полном неадеквате, отчего может избежать цунами тоски и печали, что несомненно обрушились бы на него в трезвом сознании.