В поисках правосудия: Арест активов - Билл Браудер

Я позвонил в DHL, где мне сказали, что они не перевозят биоматериалы из Москвы. В FedEx сказали, что перевозят, но на это потребуется около 72 часов при наличии у нас экспортной лицензии, выданной российскими властями.

Идиотизм какой-то. Причиной, по которой мы хотели использовать диппочту, было желание избежать контактов с российской властью. Второй, но не менее важной причиной было то, что в случае смерти Владимира эти образцы могут стать единственным доказательством его убийства для последующего разбирательства, и процедура требует соблюдения точности передачи образцов из рук в руки. Диппочта гарантировала непрерывность этой цепочки. Если образцы положить в пакет FedEx и отправить через промежуточные логистические хабы, то цепочка нарушится.

Единственное, что я мог сделать, — это попробовать прыгнуть выше головы. Я написал письмо достопочтенному Филиппу Хаммонду, министру иностранных дел Великобритании, которого я не знал.

В силу его высокого ранга я не ожидал быстрого ответа, но, на удивление, он лично ответил мне на следующий день — в воскресенье. Он писал, что внимательно следит за этим делом и хотел бы помочь, но его руки связаны в отношении использования диппочты. Ссылаясь на Венскую конвенцию о дипломатических сношениях, он объяснил, что дипломатическую почту запрещено использовать для чего-либо, кроме официальных сообщений. Однако, выказывая свое сочувствие, он предложил помощь сотрудников посольства в сопровождении нашего курьера в аэропорт до пограничного контроля. К сожалению, ничем больше он помочь не мог.

Я был безумно разочарован этим ответом. Кремлю плевать на Венскую конвенцию. Они используют дипломатические каналы для перевозки наркотиков, ядов и наличных по всему миру. Почему англичане не могут нарушить правила для спасения своего гражданина?

(Потом, успокоившись, я понял, что невозможно иметь и то, и другое. Именно за это боролись Борис, Володя и я. За эту веру в закон Сергей отдал свою жизнь. Россия должна быть страной, основанной на верховенстве закона, где министр иностранных дел отвечал бы на письма и поступал подобным же образом.)

Мы решили забыть о непрерывной цепочке передачи образцов. Если британское правительство не разрешает использовать диппочту, нам придется мобилизовать собственные ресурсы и доставить образцы в Лондон. Мы поделились этими новостями с друзьями Володи в Москве, и один из них вызвался помочь — лично привести их в Лондон. Дальше всё пошло очень быстро, и уже на следующий день, в понедельник, во второй половине дня образцы были у нас в офисе. Шел пятый день с того момента, когда Володе стало плохо. Мы положили образцы в холодильник, к ланчбоксам с бутербродами сотрудников.

Надо было найти медицинский центр, где могли бы сделать анализы образцов, и я сел на телефон, начав с исследовательского центра Портон-Даун. Но прежде чем я успел объяснить ситуацию, мне ответили:

— Сэр, мы принимаем заказы только от правительства.

— Но это срочно, — умолял я. — Вы можете сделать исключение?

— Извините, но без прямого указания правительства мы ничего не можем сделать.

Тогда я позвонил в Национальную службу информации о ядах, еще одно правительственное агентство, но и там мне сказали, что им нужно направление от правоохранительных органов. Даже если бы мы смогли его получить, на это ушли бы дни или даже недели.

Обзвонив еще с десяток организаций, я получил аналогичные ответы. В конце концов меня направили к врачу консьерж-службы, обслуживающей инвестиционных банкиров, менеджеров инвестиционных фондов и богатых лондонцев. Услуги стоили недешево, но это было неважно.

Врач был связан с частной лабораторией на Харли-стрит в центре Лондона. Эта улица знаменита большой концентрацией высококлассных врачей и медицинских центров. Он заверил меня, что у них есть необходимые договоренности со всеми государственными лабораториями в Англии для анализа образцов.

Поэтому, сказал он, результаты анализа придут быстро, через день, максимум два, и мы обязательно получим все ответы.

Я набрал Жене, чтобы сказать, что образцы в Лондоне и в работе, но она прервала меня неожиданной новостью.

— Билл, у Володи заработали почки!

— Это прекрасная новость!

— Доктор Проценко решил выводить его из комы завтра.

Несмотря на напряженное начало отношений Жени с Первой Градской, дальше всё наладилось. Главное было то, что доктор Проценко искренне пытался спасти Володю.

Пока врачи готовились к процедуре, Женя с ужасом думала о моменте, когда Володя очнется. Будет ли он парализован? Будет ли он реагировать на ее голос? Придет ли он вообще в сознание? Она не могла представить, какой будет их жизнь, если у Владимира помутится рассудок.

На вывод из комы ушла большая часть дня. Пока врачи медленно снижали дозу лекарств, используемых для введения в кому, Женя держала мужа за руку, произнося его имя.

Ближе к концу дня он моргнул. Женя встала и наклонилась над ним. Он снова моргнул. И тут она закричала: «Это я! Женя!»

Он слабо сжал ее пальцы. «Володя», — произнесла она, утирая слезы, которые лились сами по себе.

Володя вернулся. И хотя он не мог говорить и всё еще был подключен к аппаратам искусственного дыхания, он стал задавать вопросы глазами. Сначала он посмотрел в потолок. «Ты в Москве, в больнице», — объяснила Женя. «Это свет». Дальше он перевел взгляд на окно. «Сегодня первое июня, на улице жарко, как летом». Он посмотрел на мужчину, стоящего рядом с кроватью, с напряжением. «Это доктор Проценко, — сказала Женя. — Он помогает тебе». Она достала телефон и показала ему фотографии детей. «С ними все хорошо, Володя. Они очень по тебе скучают».

Позже она позвонила мне, чтобы поделиться хорошими новостями. Я почувствовал волну облегчения: до этого мне казалось, что Володя не выкарабкается. Я позвонил жене, чтобы обрадовать ее, а потом Кайлу.

Обнимаясь с Иваном и Вадимом в офисе, я еле сдерживал слезы. Страх потерять Володю отступил.

К утру ему стал гораздо лучше. Он начал дышать самостоятельно, и врачи отключили его от аппарата искусственного дыхания, вытащив изо рта все эти страшные трубки. Жене очень хотелось услышать его голос, но его горло саднило так, что любой звук отдавался жуткой болью. Поэтому они продолжили общаться с помощью морганий, улыбок и сжимания ладоней.

В тот вечер мы с Вадимом и Иваном отправились в местный тайский ресторанчик отпраздновать это событие. Как только мы сделали заказ, раздался звонок. Это была Женя.

Разобрать, что она говорит, за шумом ресторана было сложно, поэтому я выскочил на улицу и попросил ее повторить.

— Володе только что сделали рентген, — сказала она, и ее голос звучал иначе, чем раньше. — Они нашли какое-то черное пятно у него в животе.

— Черное пятно? Что это значит? — спросил я. Знакомое предчувствие беды снова сжало меня тисками.

— Доктор Проценко говорит, что это может быть некроз. Его нужно срочно оперировать.