В поисках правосудия: Арест активов - Билл Браудер

— Боже. Мне очень жаль. Пожалуйста, позвони, как только всё закончится.

Я вернулся обратно. Как раз принесли закуски. Я рассказал всё Вадиму и Ивану. Наш праздник был окончен, аппетит пропал, настроение было на нуле. Поковыряв закуски, мы попросили чек и разъехались по домам. Я не мог уснуть, сидел на диване и ждал звонка от Жени.

Она позвонила уже глубоко за полночь. Патологоанатомическое заключение не выявило некроза, но антикоагулянты, которые вводили ему в больнице для разжижения крови и препятствия образованию тромбов, вызвали внутреннее кровотечение, и операция закончилась сильным кровоизлиянием, приведшим к инсульту. Доктор Проценко снова ввел его в искусственную кому.

Инсульт и последующий паралич моей мамы стал началом страшного пути, закончившегося ее смертью. Он полностью перевернул жизнь нашей семьи. Володе было всего 33 года, и я гнал от себя страшные мысли о том, как всё это скажется на их детях и Жене.

Проворочавшись всю ночь, утром я позвонил врачу из консьерж-службы, надеясь получить результаты анализов образцов крови Володи. Результаты анализов не могли вылечить Володю от инсульта, но было важно знать, чем он был отравлен.

Мы сдали образцы в понедельник, а результаты обещали не позднее среды. На дворе был четверг, а у нас всё еще ничего не было. На звонок никто не ответил. Выждав пятнадцать минут, я попробовал снова. Бесполезно. Я продолжал звонить всё утро, но безрезультатно. В 11 часов он наконец прислал мне длинное послание. «Билл, я понимаю, что это не тот ответ, которого вы ждете, но образцы находятся в ведении Портон-Дауна и других правительственных агентств, и у нас нет возможности повлиять на скорость их работы. Я на вашей стороне».

Люди, которые заявляют: «Я на вашей стороне», обычно лукавят. Я начал подозревать, что этот человек что-то недоговаривает. В итоге я дозвонился до него после обеда, и тогда всё выяснилось. Он признался, что образцы на самом деле никто никуда не отправлял, и пытался свалить вину на технический персонал частной лаборатории. Врач сказал, что они настолько испугались содержимого, что даже не извлекали образцы из герметичной упаковки, в которой они прибыли.

Немедленно забрав образцы, которые они даже не удосужились положить в холодильник, мы вновь бросились на поиски лаборатории и нашли ее в Страсбурге. Там нам согласились помочь, причем срочно. Марк Саба, наш политтехнолог, который был со мной в Монако, мгновенно взял билет на поезд «Евростар» и отвез их в лабораторию. Но образцы настолько испортились от неправильного хранения, что результаты не выявили ничего определенного.

К сожалению, время было упущено безвозвратно, а на следующий день Володю должны были вывести из второй комы.

Утром врачи повторили процесс. Как и в первый раз, Женя была рядом, — она шептала его имя, как заклинание, способное вернуть его в сознание. Но в этот раз, открыв глаза, Володя был более дезориентирован. Он не смотрел на жену, не сжимал ее руку и не пытался издать никаких звуков.

Однако дышал он самостоятельно, и они сразу отсоединили его от аппаратов.

Через несколько часов Володя попытался заговорить, но речь была бессвязной, а часть звуков, которые он издавал, вообще не походили на слова. Для Жени это было потрясением. Володя был для нее эталоном эрудиции и ясности.

Его оставили в отделении интенсивной терапии еще на неделю. Несмотря на трудности с речью, он преображался, становился бодрее и начинал понимать, что происходит вокруг. К середине июня он окреп достаточно для перевода в неврологическое отделение. Инсульт сильно подкосил его: он не мог ходить и с трудом мог самостоятельно есть. Жевать и глотать давались ему с большим трудом. Впереди был долгий путь выздоровления.

В отличие от Запада, в России бремя реабилитации пациента ложится на плечи родных. Его жене пришлось самой обучать Володю всему заново, в том числе и речи. Иногда в его тарабарщине проскакивали проблески сознания, но по мере ее настойчивости в течение последующих недель наступило просветление, и он стал говорить яснее. Физический ущерб был ощутимым, но тот Володя, которого мы знали и любили, уже проявлялся.

Спустя шесть недель после отравления Володя был достаточно здоров для транспортировки в Соединенные Штаты.

4 июля Женя ввезла Володю на кресле-каталке на борт санитарного самолета, и они вылетели в Вашингтон. По прилете их встретила машина скорой помощи и отвезла прямо в медицинский комплекс «Инова Фэйрфакс», где его поместили в отделение интенсивной терапии. Американские врачи провели комплексное токсикологическое обследование, которое должны были сделать в первый день их российские коллеги. Врачи были настолько осторожны, что даже заставляли Женю надевать защитный костюм при каждом ее посещении. Но поскольку с момента отравления прошло много времени, обследование и не могло выявить никаких остатков ядов.

Еще через три недели реабилитации в другом учреждении Владимир наконец смог вернуться домой в Вирджинию. Последствия отравления будут мучить его еще долго, но главное — он был жив.

В ноябре Володя отправился в свою первую поездку после выздоровления — в Лондон, на церемонию вручения премии имени Сергея Магнитского в области защиты прав человека. Двести пятьдесят человек со всего мира собрались в Вестминстере, в Центральном зале методистов, рядом с парламентом, чтобы чествовать самых смелых правозащитников на земле. Борис Немцов был награжден посмертно, и его дочь, Жанна, приняла награду за отца.

За день до церемонии Володя пришел к нам в офис. Сутулясь, он вышел из лифта с тростью. С момента нашей последней встречи он потерял около 16 килограммов. Но несмотря на физическое истощение, блеск глаз говорил мне о его решимости продолжать борьбу за справедливость для Бориса, Сергея и многих других жертв путинского режима.

В итоге, западные институты — британское правительство, Портон Даун, консьерж-доктор и клиника на Харли Стрит, — которые должны были его спасти, этого не сделали!

А спас его тот, кто, как мы думали, не будет его спасать, — его российский врач! Хотя во власти много кто желал ему смерти, Володе несказанно повезло встретить человека, который делал свою работу: спасал людей и был верен клятве Гиппократа — и не навредил.

Владимир Кара-Мурза, хороший человек, оказался в руках такого же хорошего человека и хорошего доктора — Дениса Проценко. И это было главным.

Конец 2015 года

Мне нужно было время, чтобы вернуться в нормальное состояние после отравления Володи. К счастью, летом Кремль оставил меня в покое. Но 5 октября, примерно за месяц до вручения премии Магнитского, Майкл Ким, от которого уже давно не было вестей, позвонил из Нью-Йорка.

— Извини, Билл, но новости не очень хорошие, — сказал он. «Бейкер-Хостетлер» снова в деле.

Он только что получил уведомление, что Джон Москоу и Марк Цимрот собираются в суд за разрешением на новый, второй допрос. Было очевидно, что они учли свои прежние ошибки, и теперь вместо общих вопросов и запросов документов они сузят их так, что, вероятно, судья Гриеса даст им разрешение. Майкл считал, что у нас не было вариантов избежать этого.