Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

делами занимаются там люди. Там стояли длинные очереди трамваев, всегда готовых куда-то отправиться; там располагался большой кинотеатр и много маленьких, обклеенных снаружи афишами с именами «Клоун Гибсон», «Ученые собачки» и «Ученые пони»; были там и небольшие лавчонки с рекламами «Кинг Брейди-старший» и «Либерти Бойз, номер 76» в витринах, торговавшие стеклянными шариками, сигаретами и конфетами; а еще там — по крайней мере, в одном месте — располагалось модное ателье, которое каждый посещал хотя бы раз в году. Став мальчишкой, я неожиданно узнал, что на одной стороне одной темной улицы располагались дома терпимости, повсюду по кварталу были разбросаны ломбарды, дешевые ювелирные лавки, небольшие атлетические клубы и гимнастические залы, а также нарочито захудалые салуны.

Наутро после вечеринки клуба «Котильон» я поздно проснулся и лежал в постели, чувствуя себя счастливым оттого, что еще день или два не надо думать ни об утренних молитвах, ни об учебе — не надо думать ни о чем, можно просто ждать сегодняшнюю вечеринку, вот и все! Было свежо и солнечно — один из тех дней, когда забываешь о холоде до тех пор, пока не отморозишь щеку, — и события вчерашнего вечера, казалось, произошли давным-давно и подернулись туманом небытия. После завтрака я пошел пешком в центр города, прямо по мягкому свежему снегу — он падал мелкими хлопьями и не собирался прекращаться. Я прошел уже половину этого квартала — насколько я знаю, у него нет названия, — когда все мои легкие мысли, блуждавшие в голове, вмиг сдуло, как шляпу ветром, и я стал напряженно думать об Элен Бейкер. Я беспокоился о ней так, как никогда еще не беспокоился ни о ком, кроме себя. Я замедлил шаг, мне захотелось бежать обратно вверх и поговорить с ней; затем я вспомнил, что она сегодня приглашена на чай, и я пошел дальше, все еще думая о ней, а мысли были все тяжелее и тяжелее. И тут история получила неожиданное продолжение.

Как я уже говорил, падал снег — в декабре в четыре часа вечера уже начинает темнеть, зажигаются уличные фонари. Я прошел мимо ресторана с бильярдной — в витрине располагался гриль с хот-догами, у двери ошивалось несколько бездельников. Внутри горел свет — неяркий, всего лишь несколько тусклых желтых лампочек под потолком, едва разгонявших морозные сумерки, не вызывая ни малейшего желания заглянуть внутрь. Так вот, проходя мимо и все время думая об Элен, я краем глаза заметил этот квартет бездельников. Я не отошел еще и на полдюжины шагов, когда один из них окликнул меня — не по имени, но так, что я понял, что обращались именно ко мне. Я подумал, что таким образом он решил отдать дань моей енотовой шубе и не стал обращать внимания, однако через мгновение этот тип вновь окликнул меня, громче и наглее. Я разозлился и обернулся. Среди парней, футах в десяти от меня, стоял и презрительно — точно как вчера в лицо Джо Джелку! — ухмылялся человек с вытянутым лицом со шрамом.

На нем было черное щегольское пальто, воротник застегнут, будто ему было очень холодно. Руки он держал глубоко в карманах, на голове у него был котелок, на ногах — высокие ботинки на пуговицах. Я испугался и на мгновение замешкался — но я ведь разозлился, и к тому же был уверен, что дерусь лучше, чем Джо Джелк, — так что я шагнул назад, к нему поближе. Остальные парни на меня не смотрели — думаю, они вообще меня не заметили, — но я был уверен, что этот тип меня узнал; я был совершенно уверен, что не ошибся.

«Ну, вот он я. И что ты теперь будешь делать?» — казалось, говорил его взгляд.

Я сделал еще один шаг к нему, а он рассмеялся — беззвучно, но с явным презрением — и скрылся за остальными. Я пошел к нему. Я хотел ему что-нибудь сказать — сам не знаю что, — но, когда я подошел вплотную, он либо передумал и решил смыться, либо же захотел заставить меня войти за ним внутрь, потому что вдруг я его потерял, а трое оставшихся парней повернулись и стали с любопытством наблюдать за моим приближением. Они были того же сорта — «крутые», но, в отличие от него, скорее спокойные, чем агрессивные; в их взглядах я не обнаружил никакой направленной лично на меня злобы.

— Он пошел внутрь? — спросил я.

Они подозрительно посмотрели друг на друга; затем перемигнулись, и после долгой паузы один из них переспросил:

— Кто пошел внутрь?

— Я не знаю, как его зовут.

Они опять перемигнулись. Злой и решительный, я прошел мимо них прямо в бильярдную. У стойки сидело несколько человек, еще несколько играли в бильярд, но его среди них не было.

Я вновь замешкался. Если он хотел заманить меня в какой-нибудь темный угол в здании — вдали виднелось несколько приоткрытых дверей — мне не помешала бы поддержка. Я подошел к бармену.

— Куда делся парень, который только что зашел?

Он тут же насторожился — или мне показалось?

— Какой еще парень?

— Вытянутое лицо, в котелке.

— Давно вошел?

— Ну, с минуту.

Он снова помотал головой.

— Не видел такого, — сказал он.

Я подождал. Трое парней с улицы вошли внутрь и уселись за стойку рядом со мной. Я чувствовал, что все они как-то странно на меня поглядывают. Я почувствовал себя беспомощным, беспокойство нарастало, и тогда я повернулся и вышел вон. Чуть отойдя от дверей, я снова обернулся и хорошенько осмотрел это место, чтобы запомнить его и при случае найти. Свернув за угол, я резко бросился бежать, затем поймал такси у дверей отеля и поехал обратно наверх.

* * *

Элен не было дома. Вниз поговорить со мной спустилась миссис Бейкер. Она была в хорошем настроении и гордилась тем, какая у нее прекрасная дочь. Вчера она не почувствовала ничего дурного и даже не догадывалась, что могло произойти нечто необычное. Все-таки хорошо, что каникулы заканчиваются — ведь это такое напряжение, а бедная девочка еще так мала! Мне стало гораздо легче, когда я услышал, что она сказала после этого. Хорошо, что я зашел — ведь Элен наверняка будет рада со мной увидеться — времени-то осталось совсем мало; она же уезжает сегодня вечером, в половине девятого.

— Сегодня вечером? — воскликнул я. — А я думал, что послезавтра.

— Она едет в гости к Брокуи, в Чикаго, — сказала миссис Бейкер. — Они пригласили ее на какую-то вечеринку. Мы только сегодня все