Аргонавт - Андрей Иванов

Так, оставаясь один на один с собой и городом, я и стал тем, кто я есть.

По ступенькам вниз. Парк, фонтан. Все было другим. Но мне не жаль. Пусть течет, пусть изменяется. Баскетбольный щит. Выцветший. Ржавое кольцо. Сколько часов я тут убил? В дождь на подоконнике читал «Барьер трех минут». Некоторые капли падали в книгу. Сколько книг я тут прочел – страшно подумать. Лучше книги, чем кривляться.

Два алкоголика распивают бутылку. Косят. На меня? Третий пошатывается за кустами. Один прочищает горло. Хрипит – suitsu – кажется.

– Нет, не курю.

Алкаш противно махнул рукой, мол, что с тебя взять. Сплюнул. Кретин. Что с них взять? Конченые. В кустах падает. Как бревно. Kurrrat! В свое дерьмо. Лицом в ветки. Туда вам и дорога. Эти смеются. Oh sa raisk! Потеха. Человек на скамейке сворачивает газету. Уходит. Прекрасно. На его место. Закрыть глаза. Вытянуть ноги. Вода журчит. Бульвар рычит. Suitsu, блядь. Одиннадцать лет как бросил. «Роттманс». Последняя сигарета была «Роттманс». Сущий галлюциноген. Успокаивает только одна мысль: это было даже не в прошлой жизни. Если б мать хотела просто уйти куда-нибудь, а не в церковь свечки ставить. Любой другой предлог, человеческий, разве ж я б злился… мне и отцовы приступы было бы легче выносить. В моем состоянии. Им до меня нет дела. Особенно мать. Заведет шарманку: «Что с нами будет…» Теперь-то что? Ну, хуже некуда! Всегда придумывает что-нибудь: церковь, подруги, могилки… Как мне вас выносить? А сестра – то пасха, то турецкие танцы, хор Турецкого или курс художественного дефиле, Александр Васильев… Лепс, Шуфутинский, Савва Шнеерсон… Кажется, она с катушек съедет раньше матери. Интеллигентик ее уже бросил. Чем живет? Odnoklassniki. Так быстро скатиться в омут. Кажется, Крым для таких стал чем-то вроде естественного стероида, который ускоряет и усиливает психотические расстройства. Крым наш! – и моментальное отупение. А если наследственно? И все мы. Независимо от политических взглядов и вкуса. Вслед за отцом, как вагоны за паровозом. В кювет. Неужели и я буду вести дневник давления и счет каждой таблеточке? Для него это единственный смысл в жизни: доза – замер, доза – замер. Почти как станции. Сколько времени до следующей станции? Ну, что у нас следующее? Я поел? Я покакал? Когда таблетки? А потом что я там следующее – ем или какаю? Давление замерили? Сколько там у меня? А у тебя? Лиза, сколько у тебя? И мне хотели измерить. Сестра далась. Я – ни в какую! Таблетки, кал, жрачка, таблетки, жрачка, кал. Простая схема. Он подгоняет: не пора ли принимать лекарство?! Точно гайки закручивает. Давай, Лиза! Мерить! Не пора ли мерить? Сам практически зомби, но никогда ничего не забывает. Всех довел до ручки своей пунктуальностью. Давай быстрей, что там следующее? Даже с духами перестал разговаривать. Раньше приходили к нему бесенята, усаживались на поручень койки, летали, как эльфы, назойливые, он их отгонял, как горячечный, беседы вел, пел им песенки. Но вот и они перестали наведываться. Не до них ему. Жрачка, таблетки, кал. Сон, жрачка, таблетки. Мерить! Такой жесткий круг. И он сужается. Хватит, хватит о нем. Все дохнут. Вон, в спортхолле Пылва нестарый еще оператор канала «Калев Спорт» на отборочном матче чемпионата мира по гандболу (Эстония vs Украина) вдруг плюхнулся прямо подле камеры, как столб подпиленный! Грешно смеяться, но была в сети смешная фотка: он лежит, а рядом мальчик маленький (наверное, подающий мячи) с ужасом и любопытством на него смотрит. Упал – кома. Или – конвульсии, пена изо рта… Бррр. Вот это самое ужасное: когда на тебя смотрят. Но это несколько секунд. Потом мрак, и все. Наплевать.

Те двое достали из кустов третьего. Плетутся сюда. Лебедь, рак, щука. Подсесть хотят. Денег стрельнуть. Надо валить.

Он встает. Идет. Ему в спину рычат – hei, kuuled vöi? Не тут-то было. Ищите дурака.

Прибавляет шагу.

А это что, бюст Достоевскому поставили? Не здесь ли отловили менты нерадивого алкаша Корчагина, поэтишку? Судя по описанию, здесь. Мочился у памятника Д. За член из кустов на свет божий выудили, как креветку, – штраф, получите и распишитесь! Спекулянт, додумался жаловаться в своем ЖЖ. Тянул, не выплачивал. Так ему сверху еще впаяли. Ныл и жался. Попался наконец-то. Теперь капитально. Никаких апелляций, амнистий, конец, от звонка до звонка. Поделом. Три года. Реальный срок. Наконец-то. Иконы наверняка. Примелькался. Так бывает с каждым зайцем – однажды в автобус вошел контролер. И тебя повязали. За все про все три года. За все те сумки, которые он просил не в службу, а в дружбу перевезти. За «Крым наш!», за все. За то, что шастал по квартирам старух, втирался к ним с разговорами о прошлом, а сам их полки с книгами глазами поедал, а потом шептал пьяно на лестничной площадке: я бы ее грохнул за эти книги, подсыпал бы снотворное, угар в печке сделал, угорела, угорела… Как он жалел, что не успел к старой учительнице на похороны: как не повезло, не успел, у нее там столько книг, хоть бы десяточек прихватил, эх, не успел, не срослось блин… И за такую вошь они переживают. Они. Те, кто имеет наглость называть себя прогрессивной русской молодежью Эстонии! Ха-ха. Устроили стену плача по нему в фейсбуке. Каждого, кто туда записался, я занес в мой персональный черный список. Пусть плачут, восхваляют, поклоняются ему как мученику-диссиденту, концерт в поддержку – тьфу! На встречу с Пусси Райот они запасались зеленкой, а в поддержку этакой гниды – концерт! Вот она, перверсия русского мышления. Вот он, русский человек. Во всей своей красе. Медвежий угол, медвежий угол. И надо же, они родились и выросли в Европе, и все равно – медвежий угол. Не Заполярье, не Мценск, не Томск – медвежий угол в голове русского человека. В голове каждого. Выдавливать из себя его – единственно достойное занятие. А они… в меня же первого камни бросают. Не отступлю. Как Джет Блэк говорит: I’ll keep on bashing till the end[29]. Так и я. Ни дня без битвы в ФБ. Ни дня без твиттерной перестрелки. Обмотаюсь соцсетями, как шахид гранатами, и буду башить, пока Вертикаль не треснет. А рано или поздно треснет. Верю! Есть Канцелярия Правды, под которой все ходим. Вертикаль для Правды, что тростинка, и, как знать, может, я и есть тот уголек. Канцелярия Истины… Да. Верю – есть. Должна быть. Потому как гнусный контрабандист Корчагин, хулитель пуссей и восхвалитель Пу, отправляется по этапу русского ми. За антикварные кни. За левые ико. За все про все три го. Что он там рифмовал? Чулочки и ночки? Ах нет! Колготки и – не бывает много водки. Как же там было… Не бывает много водки… слишком долгие колготки… Чушь. Срамная чушь. То ли дело Монро: Входит Анне Вески – взлетают занавески. Вот так надо.

О, симпотные девушки в розовых теннисках. Аэлита меня бы опустила. Ненавидит розовое. Презирает таких. У этой ножки толстоваты, зато губки. Им бы торсами поменяться. Одну из двух спигмалионить. Мда. Была бы хорошенькая.

Люди, люди… Туристы, иностранцы… Не какие-то там беженцы… Для туристов все бары-рестораны открыты… Бары-рестораны, которых в советские времена не было… Тысячу зажиточных афроамериканцев капиталовложение с распростертыми объятиями, стопудово. Не голодранцы из Африки. Цвет не имеет значения. У нас нет расизма. Есть деньги – welcome! Нету – have a nice day!