Пояс и шлем - Валерий Мильгром

— Это действительно возможно. Но меня интересует другое, — тихо произнес Голдин. — Скажите, а смог бы он сразу после такой пробежки в панцире, латах, с оружием — петь? Да так, как он пел в эту ночь? Не вы ли сами сказали мне, что такого пения никогда еще не слышали?

Мы оторопели.

— Но тогда… Тогда действительно остается один только Трикс, — после некоторого замешательства сказал герцог. — Это поразительно, сэр Голдин, я бы никогда в это не поверил! Но логика подсказывает, что больше сделать это было некому.

— Увы, ваше величество, здесь я должен констатировать, что вы опять ошибаетесь. Трикс тоже не мог этого сделать.

— Ошибаюсь? Но почему? — воскликнул герцог.

Ответить на этот вопрос Грег не успел.

Внезапно Олег зажег свет над «саркофагом», одновременно что-то бубня себе под нос и по-прежнему склонившись над своим пультом. Потом мы увидели, как внутри «саркофага» принц Андрэ приподнялся и сел, опираясь на руку. Вернее, он полусидел, глаза его были открыты, губы шевелились.

Сергеев, не поднимая головы и судорожно щелкая какими-то тумблерами, пробормотал:

— Он в полном сознании.

Тут же был включен микрофон, и мы услышали:

— Убийца, подлый трус… Я видел тебя… Я… ты был мне как брат, отец уважал тебя… Ты мог иметь все мое герцогство… и вот — расплата за нашу наивность…

Рука принца тянулась к нам, пот стекал по лицу. Он не бредил, он все понимал — и указывал в нашу группу!

— Убийца, убийца… Ты пронзил мое сердце, а я твое… Но я… умираю, а ты… жив… подлый зем… землянин!

Андрэ, обессилев, упал на ложе. На панели «саркофага» горела хищным алым пламенем лампа критического состояния. Затем она погасла…

Из своего закутка Сергеев рванулся к «саркофагу», отбросил колпак и принялся отчаянно массировать сердце принца. Потом он опустился на пол прямо у «саркофага» и заплакал злыми слезами.

Мы с Голдиным подбежали к принцу. И тут услышали дрожащий от возбуждения голос Лионеля:

— Так вот кто истинный убийца!

Я обернулся. Неожиданно племянник герцога обхватил сзади левой рукой горло стоящего перед ним в оцепенении Эрреры, запрокинул его голову и поднес к горлу нож:

— Вы обмолвились, сэр Моррис, что ваш костюм заменяет защитный рыцарский панцирь. У меня ведь очень хорошая память… Поэтому я обращаюсь ко всем вам — снимите свои костюмы! И не поднимайте рук, иначе лишитесь товарища. Ну, живо, снимайте! Посидите в Башне Смерти, пока мы разберемся, о ком из вас говорил брат.

Мы медленно, стараясь не делать резких движений, сняли свои куртки, лишаясь и генератора защитного поля, и ультразвуковых пистолетов…

Голые по пояс, стояли мы перед Лионелем, все еще державшим нож у горла Хорхе.

— Сэр Моррис, будьте так любезны подойти ко мне, — сказал принц-насмешник. — Вот так. Встаньте рядом с вашим товарищем… повернитесь ко мне спиной… Отлично! — И он, оттолкнув Хорхе, мгновенно прижал нож теперь уже к моей шее.

— А теперь, господин Эррера, разденьтесь и вы… И тоже — очень спокойно, без лишних движений, — сказал мой мучитель.

Хорхе стянул с себя куртку и бросил на пол. Лионель чуть ослабил хватку.

— Отец, — так он теперь по праву обращался к герцогу, молча наблюдавшему за этой сценой, — прикажите страже арестовать этих негодяев!

В лабораторию ворвались стражники. Тут-то и произошло то, чего никто не ожидал. Голдин в невообразимом кенгурином прыжке выскочил из лаборатории в рубку управления и захлопнул за собой дверь. Стражники безуспешно колотились в нее.

— Сэр Голдин, — громко сказал Лионель. — Сейчас ваш друг Моррис жив. Но если через пять секунд вы не выйдете оттуда и не сдадитесь, через шесть он будет мертв. Раз… два… три…

На счет «четыре» из рубки вышел Голдин. Один из стражников сильно ударил его древком копья в живот, и Грег осел на пол.

Стражники связали всем нам руки. Четверо из них осторожно вынули тело принца Андрэ из «саркофага», один взял его одежду. Двое схватили под руки все еще лежавшего Грега и потащили за нами к выходу. Люк корабля захлопнулся за ними.

Отойдя от «Северина» метров на тридцать, Лионель остановился.

— Сюда мы еще вернемся. Слава Иисусу, как открывать эту дверь, они показали… А вот до Башни Смерти придется идти пешком, — он повернулся к нам. — На ваших флаерах мы летать пока не умеем. Но придет время — научимся и этому. Научимся!

И мы двинулись по дороге ко дворцу герцога Александра.

Невеселой была эта дорога. Голдин, которого выволокли из корабля под руки, на воздухе пришел в себя и шагал рядом со мной. Его животик колыхался в такт шагам, как маятник…

Все молчали и были подавлены. Никто не сказал и слова и после, когда нас бросили в большую грязную камеру с одним окошечком.

Итак, среди нас был убийца… Себя я, разумеется, исключал. Грега тоже. Оставались трое. Я отлучался из Голубого зала лишь один раз за всю ночь: когда вместе с Лионелем ходил за вином в подвал. Полагаю, его хитроумное высочество — новый наследник престола — не откажется подтвердить мое алиби на это время. Насколько я помню, Голдин и Кантона тоже не выходили на площадь… Внимание — оговорка: в то время, пока я сидел в зале. Но, во всяком случае, Голдин должен был увидеть, уходил Кантона из зала во время моего отсутствия или нет…

Но неужели же кто-то из этих парней стрелял в принца?!

И зачем? Зачем было кому-то из нас убивать принца, да еще таким странным способом? Сколько я ни думал над этим, ответа не находил.

Тогда я решил рассуждать от противного. Предположим, что все-таки никто из землян не убивал Андрэ. Как это может быть? Принц бредил? — Нет, Олег сказал, что он в полном сознании. Принц ошибался? — Может быть…

А если он действительно ошибался?! Спутал кого-нибудь из тефисийцев с землянином? Как он там говорил? «Ты был мне почти братом, отец уважал тебя…» О ком же он говорил? Кто из землян мог быть почти братом Андрэ? Только Кантона!

Я наклонился к Грегу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Отлично.

— Живот не болит?

— Да он и не болел. Я перед ударом напряг мышцы и почти ничего не почувствовал.

— Ты ничего не почувствовал, потому что тебя «вырубили» стражники. Они волокли тебя, как мешок с картошкой…

— Да никто меня не «вырубал»… Так надо было… Я притворился.

Я насторожился. К тому времени мне уже было известно, что врать Грег попросту не умеет. Говорит, что притворился, значит, так и было. Но для чего?

Об этом я тихо спросил Голдина.

— Понимаешь, мне совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь хозяйничал на «Северине», пока мы здесь будем сидеть.