Последняя истина, последняя страсть - Татьяна Степанова

Немая сцена.

«Повешенного» Горбатько полицейские повели в кабинет экспертов.

Задержанного Фиму Кляпова Вилли Ригель сам повел в свой кабинет. На допрос.

Катя устремилась было следом. Однако почувствовала, как кто-то настойчиво дергает ее за рукав.

– На пару слов, секретно, – над ее ухом прошелестел голос Патриота Абрамыча – Михаила Эпштейна.

Эпштейн лихорадочно искал свободный кабинет, но все были заняты. Катя же вспомнила слова Кабановой о том, что Лесик якобы в тот вечер должен был встретиться еще с кем-то, кроме жены. Выходит, с Кляповым, которому и доверял, и нет. Вспомнился и мусорный полигон, осмотр тела, когда Кляпов бросил эту свою циничную фразу: «Как падаль на свалку»…

И что же это, финита ля комедиа? Конец расследованию?

Михаил Эпштейн рвал и метал. Катя кивнула на женский туалет – давайте поговорим там. Все равно женщин-сотрудниц в отделе нет, а посетительницы не зайдут. Они зашли в туалет. Эпштейн сразу осмотрел кабины – не затаился ли кто там.

– Послушайте меня, у меня есть что сказать вам! Фима спятил! – Эпштейн потряс руками с растопыренными пальцами перед носом Кати. – Он себя угробит. И из-за кого? Из-за этой пигалицы очкастой! Его ведь посадят! Кто будет разбираться, раз он сам признался?

– Потерпевший Горбатько его опознал по шраму на руке, Михаил Абрамович.

– Плевать на этого идиота повешенного! Я про Кабанова. Фима его не убивал. Он просто не мог этого сделать. Я вам говорю!

Катя украдкой в сумке сразу включила диктофон. Под запись такая беседа.

– Скажете, я выгораживаю своего патрона? Лгу, создаю ему алиби? – Эпштейн кивнул головой. – Да! Я хочу его спасти, раз он сам из-за этой пигалицы утратил даже инстинкт самосохранения. Где я еще такого босса себе найду? Чтобы и деньги платил, и все по фигу ему было – что мы там «постим» и пишем в комментах. И я не лгу. Это чистая правда. Я доказать могу.

– Тогда расскажите мне правду.

– В тот вечер Фима Лесика убить не мог. Он находился совсем в другом месте в то время.

– Где?

– В Москве, в ресторане Дома литераторов. Восемь часов вечера. Я сам там был при этом и видел все своими глазами.

– Кабанова убили значительно позже, Михаил Абрамович.

– Слушайте, а не перебивайте. Он снял зал, стол накрыл – одни торты и пирожные. До этого на кухне ресторанной сам – сам! – кулинарил! Приготовил два десерта. И все ей, этой мерзавке! Он после того, как она ему пощечину влепила и обвинила его в похищении дочки, все искал возможность объясниться с ней, оправдаться. Я его просто не узнаю, честное слово. Будь на месте этой пигалицы другой кто-то, он за такие вещи точно бы замочил. А ей простил такое и даже был готов унижаться. Он ее позвал в ресторан в тот вечер. Они и до этого там с ней встречались.

– С Гердой?

– А про кого я вам говорю, чем вы слушаете? – вспылил Эпштейн. – Почему я знаю – да потому, что счет к нам пришел из ресторана, оплата за прошлую аренду каминного зала не прошла по банку. Поэтому в тот вечер я туда поехал и повез им деньги налом. И все видел. Фима ее ждал, ждал. Она не явилась. Зато около девяти вечера приехал от них из экологического комитета какой-то парень. Привез коробку.

– Какую еще коробку? – удивленно спросила Катя.

– Картонную. А в ней игрушки детские.

– Игрушки?

– Ну да, роботы всякие, куклы, короче, для детей. Их посыльный прямо на пол эту коробку перед Фимой швырнул – вот, заберите назад, не надо от вас подарков. Фима как это увидел – я думал, у него инфаркт будет. Он коньяк пил, пока ее ждал. Бокал держал в руке. Он его хлопнул залпом. И официанту – повторить! Тот принес, а Фима ему – бутылку мне. И на моих глазах бутылку коньяка из горла! А потом опять – повторить. И ему вторую бутылку коньяка официант принес. Вы подумайте, разве мог он после двух бутылок в Староказарменск доехать? Это даже для Фимы жестко, не по силам!

– Он был сильно пьян в тот вечер?

– Да, да! Он мне – проваливай, Миша, оставь меня. Я уехал из ресторана, а он там завис. Я насчет коробки с игрушками не понял. Но видно было, до печенок его это проняло. Он с алкоголем аккуратен, а тут вдруг две бутылки!

– Он выпил обе на ваших глазах?

– Первую – да. Вторую – врать не буду, не видел, я уже уходил. Но это же Фима! У него душа, как Черное море. Широкая…

– Вы это сейчас нарочно придумали? – прямо спросила Катя.

– Скажите этим своим волкодавам – они вас послушают. Скажите им – не убивал Фима Лесика Кабанова. Физически не мог этого сделать. А доказать я могу легко – счет можно поднять в ресторане за тот вечер. И официантов допросить. Они вспомнят, как коньяк ему приносили. И какой он был с двух бутылок.

Катя выключила диктофон в сумке и покинула туалет. В кабинете майора Ригеля, куда она зашла, сидели сам Вилли Ригель, Гектор Борщов и мрачный, как демон, Фима Кляпов.

– Ударили Горбатько по голове, запихнули в багажник, привезли в лес к мусорной свалке, – перечислял бесстрастно майор Ригель. – И дальше что?

– Поговорили мы с ним по душам. Я не хотел голос засветить. Он у меня заметный… мой голос… мне не раз говорили это. Написал вопросы, бумагу с собой в лес привез специально. – Фима Кляпов мрачно усмехнулся. – Двинул его пару раз ногой по почкам. Он особо не запирался. Быстро Кабанова сдал. Я его оглушил. И повесил за ноги. Дал ему шанс. О чем сейчас сожалею.

Вилли и Гектор переглянулись – все сходится. Все детали нападения на Горбатько.

– Теперь про Кабанова расскажите нам, – попросил Вилли Ригель.

– Тимофей Николаевич. – Катя впервые за все это время лично обратилась к Фиме Кляпову. – Прежде чем вы начнете говорить, прослушайте это, пожалуйста.

Она выложила диктофон на стол. Включила запись.

Прослушали. У Гектора Борщова при этом была такая мина на лице!

– Он что хочет сказать – я так ужрался, что не смог посчитаться с подонком за любимую женщину и ее ребенка? – грозно осведомился Фима Кляпов.

– Эпштейн говорит, что после двух бутылок вы бы не доехали в Староказарменск. И потом много чего надо было делать с Кабановым. В состоянии сильного алкогольного опьянения это невозможно.

– Я выпил и сел за руль. Я туда доехал. Я его убил. – Фима Кляпов сверкнул глазами в сторону Кати. Он прямо ненавидел ее за то, что она нашла ему алиби! До чего люди порой свински неблагодарны! Особенно влюбленные.

– Алкоголь – отягчающее обстоятельство, – напомнил Вилли Ригель, слушавший запись с великим вниманием. – Фима, я проведу следственный эксперимент. Две бутылки коньяка – и вы за руль. И проверим.

– Проверяй. – Фима Кляпов расправил широкие плечи. – Спорим, доеду.