Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка - Оксана Киянская

Начинать же восстание без соответствующей подготовки означало для Пестеля возможность вновь обрести потерянную свободу, но стать при этом инициатором бесполезного кровопролития, гражданской войны. О своих колебаниях накануне ареста полковник откровенно рассказал на следствии: «Мне живо представлялась опасность наша и необходимость действовать, тогда воспламеняясь, и оказывал я готовность при необходимости обстоятельств начать возмущение и в сем смысле говорил. Но после того, обдумывая хладнокровнее, решался я лучше собою жертвовать, нежели междоусобие начать, как то и сделал, когда в главную квартиру вызван был»[320]. Это объяснение, видимо, следует признать исчерпывающим.

Юшневский был привлечен к следствию одновременно с Пестелем, 13 декабря. Именно тогда его допросил Чернышев. Арестовали же его двумя неделями позже, 26-го числа. В этот день генерал-интендант получил приказ главнокомандующего «немедленно сдать должность… а также все дела и казенные суммы генерал-провиантмейстеру 2-й армии 7-го класса Трясцовскому, дав знать о том от себя и комиссиям провиантской и комиссариатской»[321]. Такая поздняя дата ареста объясняется просто: Витгенштейн до конца боролся за своего генерал-интенданта. Юшневский был взят под стражу только тогда, когда в руках у Чернышева оказались неопровержимые доказательства его виновности.

За время, прошедшее с момента первого допроса до ареста, Юшневский отдал лишь один приказ по тайному обществу – уничтожить «Русскую Правду», документ огромной уличающей силы. Приказ не был выполнен – преданные Пестелю молодые квартирмейстерские офицеры отказались это сделать. Они спрятали «бумаги Пестеля», а в Тульчине распустили слух, что документы уничтожены[322].

«План 1-го генваря», в принципе, хорошо восстанавливается по документам. Гораздо труднее восстановить планы столичных заговорщиков, понять, каким образом декабристы собирались взять власть 14 декабря 1825 года.

По мнению современных исследователей, «можно констатировать, что вопрос о плане действий 14 декабря… оставался следователям неясным»[323]. Сложность изучения этого вопроса объясняется прежде всего крайней невнятностью основного источника сведений о планах действий – следственных показаний декабристов. С одной стороны, арестованные заговорщики понимали, что по законам Российской империи всем им грозит смертная казнь – и на следствии старались всячески преуменьшить свою вину. Ответ на поставленный следствием вопрос напрямую зависел от тактики, которую избирал для себя тот или иной арестованный заговорщик, от его душевного состояния в момент ответа на вопрос, от условий его содержания, от методов, применявшихся на допросах и т. п. Кроме того, многие из рядовых членов тайных обществ не были в курсе замыслов руководителей, зачастую они на допросах «достраивали» эти замыслы в соответствии с собственным пониманием ситуации.

С другой стороны, давно замечено, что и следователи, исполнявшие волю императора Николая I, вовсе не желали добиваться от заговорщиков всей правды. Нити заговора вели к высшим государственным сановникам и руководителям крупных воинских соединений. Следствие свело заговор к дружеским беседам о формах правления, а вооруженные выступления – к непродуманным действиям молодых офицеров, преданных своими руководителями[324].

Впервые русская публика получила возможность познакомиться с планами действий заговорщиков (в том числе и с планом, подготовленным петербургскими конспираторами) 12 июня 1826 года. В этот день газета «Русский инвалид» опубликовала «Донесение следственной комиссии», составленное главным правительственным пропагандистом Дмитрием Блудовым. Согласно «Донесению…» план действий на 14 декабря разработали «директоры Северного тайного общества: Рылеев, князья Трубецкой, Оболенский и ближайшие их советники».

Начало составления этого плана Блудов относит к концу ноября, к моменту, когда до заговорщиков «дошел слух, что государь цесаревич тверд в намерении не принимать короны». «Сия весть возбудила в заговорщиках новую надежду: обмануть часть войск и народ уверить, что великий князь Константин Павлович не отказался от престола и, возмутив их под сим предлогом, воспользоваться смятением для испровержения порядка и правительства», – читаем в «Донесении». Несколько дней спустя военным руководителем восстания, диктатором был избран князь Трубецкой.

Местом разработки плана стала квартира другого руководителя заговора, отставного подпоручика Кондратия Рылеева. В квартире Рылеева начались ежедневные совещания, которые, согласно следствию, «представляли странную смесь зверства и легкомыслия, буйной непокорности к властям законным и слепого повиновения неизвестному начальству, будто бы ими избранному».

План, который в конце концов был выработан на этих «буйных» и «легкомысленных» совещаниях, был единым. Предполагалось – под предлогом незаконности отречения Константина Павловича – собрать войска на Сенатской площади и силой оружия заставить сначала Сенат, а затем и императора Николая вступить с собою в переговоры. Целью же переговоров было ограничение власти монарха, созыв парламента и организация Временного правления.

Однако у двух главных организаторов восстания – Рылеева и Трубецкого – были расхождения тактического характера. Ссылаясь на показания Трубецкого, следствие утверждало, что он планировал «с первым полком, который откажется от присяги, идти к ближайшему, а там далее, увлекая один за другим… потом все войска, которые пристанут, собрать пред Сенатом и ждать, какие меры будут приняты правительством». Рылеев же, судя по донесению, считал, что полки надо собирать сразу на Сенатскую площадь, где «начальнику их, Трубецкому, действовать по обстоятельствам».

Но в итоге тактические противоречия были сняты: заговорщики договорились выводить полки прямо к Сенату. 13 декабря князь Трубецкой обещал «на другой день быть на Сенатской площади, чтобы принять главную команду над войсками, которые не согласятся присягать вашему величеству; под ним же начальствовать капитану Якубовичу и полковнику Булатову».