Увези меня на лимузине! - Анна Ольховская

– Да, – прошелестела я.

– Идентифицировать останки не было никакой возможности. Люди сгинули, словно в топке крематория. Как потом установило следствие, горел не только бензин, в автомобиле находилось, помимо пластиковой взрывчатки, какое-то химическое вещество, дающее очень высокую температуру горения и интенсивность огня. От тел остался только пепел с небольшим количеством костных фрагментов. Так, Аннушка, я вижу, что на сегодня информации больше, чем достаточно. Сейчас я врача позову.

– Нет! – я прижала к себе дочку, словно хотела слиться с ней. – Я в порядке, я справлюсь. Продолжайте.

– Точно?

– Да, да!

– Короче, приехавшая следом за пожарными бригада «Скорой», убедившись, что помощь врачей никому уже не понадобится, собралась уезжать. И тут из густого кустарника, расположенного неподалеку от места взрыва, раздался стон. Нет, это был не Леша, это была Ирина. Исцарапанная, в изорванном платье, но абсолютно целая и почти невредимая. Она находилась в глубоком шоке, «Скорая» увезла ее в больницу. Потом она рассказала, что за мгновение до взрыва Алексей, словно что-то почувствовав, вытолкнул ее на ходу из машины.

– И ей поверили?!! – откуда-то из самых дальних закоулков души черными ручейками начала стекаться ярость.

– В основном – да.

– Да одно то, что она осталась, как вы говорите, целой и невредимой, тогда как Леша… Леша погиб – уже подозрительно! Бредни о том, что полупарализованный человек вдруг стал экстрасенсом и могучим толчком выкинул вовсе не похожую на пушинку тетку, просто абсурдны!

– Тише, дочка, тише, не горячись, – генерал подошел ко мне и, присев на краешек кровати, погладил по голове. – Ей поверили все. Кроме меня.

– И меня, – сквозь стиснутые зубы обронил бледный до синевы Артур.

– И меня, – это Сашка. – И Алины, и Виктора, и всех, кто знает ситуацию изнутри. В том числе – Винсент. Он и взял на себя частное расследование, Сергей Львович ведь официально не может этим заниматься, хотя очень помогает.

– Есть какие-нибудь результаты?

– Вот об этом, Аннушка, точно потом, после выписки из больницы.

– Скажите, – слова расползались на кусочки, словно ветхая тряпка, – Лешу хоть похоронили?

– Условно, – тихо проговорил Артур. – То, что осталось после огня, разделили на количество погибших. И урны раздали родственникам.

– Где он?

– На Ваганьковском, – Саша прислушалась. – Так, господа, сюда идет Иннокентий Эдуардович, ему медсестра наябедничала про крики из твоей палаты. Если не хотите, чтобы наши визиты запретили, быстренько улыбаемся.

– Попробуем.

Мы, конечно, попробовали, и придраться мрачному Иннокентию Эдуардовичу оказалось особо не к чему. А то, что улыбки получились косые, кривые и в целом довольно уродливые, никого не касается!

В общем, визиты не запретили.

На следующий день Сашка притащила мне краску для волос, и мы немедленно опробовали ее. Почему-то ничего не получилось, шевелюра по-прежнему сияла белизной.

За время нахождения в больнице мы перепробовали краски всех известных фирм, но моя седина уперлась.

Ну и пусть, я уже привыкла к не совсем обычному собственному облику. А главное, привыкла моя дочь. Все остальное меня не волновало.

Поправилась (в смысле здоровья, а не веса) я довольно быстро, через десять дней Иннокентий Эдуардович отпустил меня домой, строго-настрого запретив волноваться.

Смешной.

Разумеется, встречали меня у Левандовских в привычном уже стиле. С небольшой, хотя нет, что это я – очень большой, поправкой.

Радостное повизгивание, переходящее в возбужденный лай, я услышала еще на лестничной клетке. Поправка по имени Май сражалась изнутри с дверью, бросаясь на беднягу всем телом. Металлическая дверь содрогалась от ужаса, но держалась.

Я же предусмотрительно прислонилась к стене, поэтому атаку обезумевшего от счастья пса смогла перенести в вертикальном состоянии. Правда, потом в ванной пришлось отмывать зализанную физиономию. Хорошо, что я ее, физиономию, не раскрасила.

Охи, ахи, причитания, поцелуи, еда, еда, еда.

А на секретере – та самая фотография Лешки, перевязанная черной лентой.

И старательное замалчивание запретной темы.

Но я больше не хочу так. Боль есть, она никуда не делась. И с ней мне жить дальше.

– Сергей Львович, вы сможете отвезти меня завтра на могилу Леши?

Просьба, произнесенная вполголоса, рванула старым фугасом Второй мировой, разметав осколки тихой беседы за чашкой чая.

Затем Ирина Ильинична преувеличенно бодро начала предлагать всем присутствующим отведать ее фирменных пирожков. И, хотя все те же присутствующие давным-давно стали по отношению к выпечке генеральши профессиональными отведунами и отведуньями, они старательно поддержали дискуссию.

– Эй, народ, что происходит? – они что, забыли, что по упертости и целеустремленности я давно оставила позади рыдающего от унижения носорога? – Что за репетиция драмкружка при доме ветеранов? И почему вполне ожидаемая просьба вызвала столь странную реакцию?

– Понимаешь, Аннушка, – так, я смотрю, семейство Левандовских и примкнувшая к ним Саша окончательно выдвинули в спикеры главу семьи, – тут такое дело… Не знаю, как тебе и сказать.

– Словами, а еще лучше – связными предложениями.

– Это долгий разговор.

– А вы куда-то торопитесь? Если да, то я подожду вашего возвращения.

– Ладно, – генерал, обреченно вздохнув, поднялся с места, – пойдем поговорим. Думаю, это удобнее сделать в твоей комнате.

– А почему это? – разумеется, это пошла в атаку Инга. – Что, опять тайны? Дед, но я ведь уже не маленькая, мне двенадцать лет, между прочим!

– Кузнечик…

– Не называй меня так! Я не ребенок, сколько можно повторять!

– Инга! – В голосе Артура блямкнул металл. – Ты как с дедом разговариваешь! Что за капризы, в самом-то деле! Ты еще на пол упади и ногами постучи.

– Папа! – девочка покраснела. – Ты что? Я никогда так не делала. Просто я очень хочу помочь Улечке, а для этого должна знать, что происходит.

– Совершенно необязательно, – Алина мягко улыбнулась и обняла дочку, – ты и так помогаешь, когда занимаешься с Никой или гуляешь с Маем.

– С Маем теперь гораздо интереснее, – буркнула девочка, а потом, став совсем уже пунцовой, виновато посмотрела на меня: – Ой, Улечка, прости, я не хотела!

– Ничего, подружка, все наладится, не переживай, – я тоже поднялась из-за стола. – А пока, может, все же поиграешь с Никой? Возьми ее к себе.

– Ну конечно! А Мая можно?

– Само собой.