1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Харуки Мураками

Прежде чем законы этого мира совсем размоются и всякая логика потеряется окончательно, нужно найти Аомамэ, думал Тэнго. Ничего другого я, наверно, не желаю так сильно. Ведь, если я не найду ее, зачем вообще тогда жить на свете? А ведь она была здесь, в Коэндзи, еще в сентябре. Так, может, и сейчас где-то неподалеку? Да, доказательств нет. Но ему остается лишь верить в такую возможность. Аомамэ где-то здесь, совсем рядом. И в свою очередь тоже ищет его. Так одной половинке разрубленной монеты требуется вторая.

Тэнго поднял голову и посмотрел на небо. Но лун не увидел. Отыщу-ка я место, откуда их видно, решил он тогда.

УСИКАВА

Так вот как начинают с нуля?

Внешне Усикава был чересчур приметен. Ни шпионом, ни соглядатаем его не наняли бы никогда. Даже пожелай он затеряться в толпе, его нелепая наружность все равно бросалась бы в глаза, как сколопендра в стакане с йогуртом.

То ли дело его семья — родители, два брата и сестра. Отец всю жизнь держал частную клинику, где мать вела бухгалтерию. Братья с отличием окончили медицинский; старший теперь работал в столичной больнице, младший стал научным сотрудником института. Когда отец ушел на пенсию, старший унаследовал его клинику в Ураве[22]. Оба брата женились, у каждого по ребенку Младшая сестра отучилась в американском вузе, вернулась на родину и работала переводчиком-синхронистом. Ей уже тридцать пять, но пока не замужем. Все — худые, высокие, с правильными чертами лица.

И только сам Усикава был среди них исключением — во всем, начиная с обличья. Низкорослый, коротконогий, с огромной приплюснутой головой и курчавыми волосами, фигурой похож на кривой огурец. Глаза навыкате — будто всегда испуганные, ненормально толстая шея. Густые брови чуть не срастались на переносице, точно две гусеницы, жаждущие совокупления. В школе учился отлично, хотя и не по всем предметам. Особенно плохо давалась ему физкультура.

В своем породистом семействе он всегда был паршивой овцой. Фальшивой нотой, что нарушает гармонию в хоре. На любой семейной фотографии его физиономия резала глаз, будто он затесался в кадр по ошибке.

Родня Усикавы всегда поражалась, как в их семье могло появиться столь не похожее на них дитя. Тем не менее произошел он из той же утробы, что его братья с сестрой. Мать часто жаловалась, что именно его роды принесли ей больше всего страданий. Уже лишь поэтому было ясно, что никто не подбрасывал новорожденного Усикаву в корзинке к двери их дома. Когда же Усикава родился, кто-то сразу же вспомнил, что двоюродный брат его дедушки был головастым, как Фукускэ[23]. Во время войны он работал на металлоперерабатывающем заводе в столичном округе Кото, где и погиб при бомбежке весной 1945 года. Этого родственника отец никогда не встречал, но его фотография сохранилась в семейных альбомах. Взглянув на снимок, все сразу поняли, в кого уродился младенец. Разительное сходство этих двоих наводило на мысли о перерождении. Видимо, та же карма, что вылепила дедова кузена, и произвела на свет Усикаву.

Если б не Усикава, его семья в Ураве имела бы отменную репутацию. Его родственники были одаренными, образованными и симпатичными на зависть всему городу. Но стоило им выйти на люди в компании с Усикавой, окружающие тут же хмурились и качали головой.

Считая, видимо, что рождение подобного трикстера — результат небесного розыгрыша: кто-то из пантеона богов подставил ножку богине красоты. Опасаясь именно такой дурной славы, родители Усикавы старались никому его не показывать. А если спрятать мальчика от чужих глаз не удавалось, делали все, чтобы он хотя бы не мозолил глаза (и это у них, конечно же, получалось плохо).

Впрочем, сам Усикава своим положением не тяготился, не страдал и не унывал. Появляться на публике он не жаждал, ибо с раннего детства осознал преимущества принципа «чем незаметнее — тем комфортней». Братья с сестрой относились к нему как к пустому месту, но ему на них было плевать. Их он тоже не любил. Да, все они слыли красавцами, отличниками и спортсменами, с кучей друзей. Но жизнь вели, на взгляд Усикавы, примитивную и убогую. Мысли плоские, кругозор узкий, фантазия скуднее некуда. Единственная забота — что о них скажут в свете. Но больше всего убивало то, что эти люди никогда ни в чем не сомневались. Поэтому на развитие интеллекта у них надеяться не приходилось.

Отец Усикавы, несмотря на репутацию прекрасного терапевта, был человеком унылым и скучным. Как у того мифического царя, вокруг которого все превращалось в золото, любые мысли отца, произнесенные вслух, становились пошлыми и бессмысленными. За его молчаливостью (скорее всего — неумышленной) успешно скрывались занудство и даже глупость. Мать же, напротив, была на редкость болтливым воплощением бытового мещанства. Скупая, капризная, самовлюбленная, она постоянно требовала к себе внимания и по любому поводу визгливо отчитывала окружающих. Старший брат характером вышел в отца, младший — в мать. Сестра была девицей независимой, но безалаберной и думала только о собственной выгоде. Родители обожали ее как «младшенькую» и во всем ей потакали, чем окончательно ее испортили.

Поэтому почти все свое детство Усикава провел в одиночестве. Возвращался из школы, запирался у себя в комнате и с головой погружался в чтение. Кроме любимого пса, ни с кем не дружил, так что ни поделиться новыми знаниями, ни поспорить было не с кем. Однако в умении логически мыслить и убеждать собеседника ему не было равных, и он сам это знал. Подобные навыки Усикава постоянно оттачивал в спорах с самим собой. Например, брал какое-нибудь утверждение и рассматривал с двух позиций: с одной стороны, красноречиво поддерживал, с другой — столь же пылко критиковал. Причем в обоих случаях звучал одинаково убедительно. В результате он научился сомневаться во всем — в том числе и в себе. Он также усвоил, что истина в ее бытовом понимании, как правило, относительна. Что субъективность и объективность — не такие уж полярные вещи, как привыкло считать большинство; а поскольку граница между ними не определена, ее совсем не трудно сместить, куда тебе хочется.

Оттачивая логику и риторику, он закидывал в память любые знания — как полезные, так и ненужные, как бесспорные, так и сомнительные. При этом интересовали его не знания как таковые, но — конкретные данные, с помощью которых можно проверить вес и значимость каких-либо утверждений.

Его череп, приплюснутый, как у Фукускэ, превратился в неказистое с виду, но крайне удобное хранилище информации. С детства Усикава был эрудированней любого из сверстников и при желании мог бы запросто переспорить не только собственных братьев или одноклассников, но даже учителей и родителей. Однако предпочитал никак не выказывать своих способностей, дабы не привлекать к себе внимания. Его знания и навыки были прежде всего инструментом, орудием, а не поводом для бахвальства.