Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин

Поскольку никакого иного объекта, исторически связанного с дипломатическим ведомством, в Тафаларской республике не наблюдалось, то внимание сотрудников МГИМО и МИДа сосредоточилось на монашеской обители, которая, к тому же, по официальным данным уже была передана Церкви и восстанавливалась. После недолгого размышления было решено, что объект вполне подходит для того, чтобы стать темой одного или даже нескольких «культурно-значимых мероприятий», вроде конференции и т. п. Особенно с учетом того, что на самом верху как раз начинался поворот в сторону сотрудничества с РПЦ МП. В конце концов, ничего другого все равно найти не успели, да и не очень-то хотели искать – чтобы закрыть отчетность, этой темы было вполне достаточно.

Во время последнего визита Егоршина в Москву у него как раз было запланировано несколько встреч в МИДе. И он был весьма удивлен, когда во время обсуждения подготовки к экономическому форуму с ним вдруг заговорили о Спасо-Преображенском монастыре!..

Надо сказать, что из-за внезапно всплывшей монастырской темы вскоре после МИДовской встречи несколько сопровождающих и даже один министр Тафаларской республики получили от своего президента по шапке (министр получал по телефону, с учетом разницы во времени – в половине третьего ночи). Еще бы! У него на территории есть какой-то монастырь, о котором в Москве, и в МИДе, и в МГИМО уже знают, а он, президент, не знает! На протяжении примерно получаса третий, «президентский» этаж московского представительства Тафаларской республики оглашался матерными руладами, посылаемыми как в телефонную трубку, так и непосредственно в лицо «сопровождающим лицам». Последние, впрочем, к этому давно привыкли.

В результате Егоршин сделал для себя мысленную зарубку, что Спасо-Преображенским монастырем интересуются в Москве, а коли так, то надо к оному монастырю как-то соблаговолить. При этом, однако, он прекрасно понимал разницу между «интересуются» и «покровительствуют» и планировал именно продемонстрировать свое доброе отношение, а не активно помогать обители. И уж тем более епархии в целом.

Однако Евсевий всего этого не знал. Воодушевившись внезапной активизацией беседы, он начал говорить искренне – то есть о том, что его волновало более всего остального:

– Очень, очень отрадно это слышать! – начав не протокольно, но тепло улыбаться, отвечал архиерей. – Нам как раз сейчас нужна будет помощь – в монастыре многое нужно восстановить…

Президент опять перебил его:

– Можете не сомневаться, Владыка, мы окажем вам содействие! Все, что в наших силах! – последняя оговорка имела явно очень большое значение (ибо силы высокопоставленного чиновника оканчиваются там, где угодно высокопоставленному чиновнику), однако Евсевий не заметил и ее. После непрекращающегося триумфа Джамшадова, после вялого, почти провального начала разговора – а разговор ведь был не с кем-нибудь, а с главой целой республики, и не какой-нибудь разговор, а самый первый, такой, который мог стать определяющим для всех их последующих отношений! – после всего этого Евсевий наконец почувствовал себя на коне и несся на нем вперед, уже не замечая опасных поворотов.

– Спасибо, Юрий Никитич! Нам многое надо восстанавливать – Спасо-Преображенский монастырь, и кафедральный собор строить надо, и помощь нам будет очень нужна! – не вытерпев, высказал архиерей то, что теперь постоянно лежало у него на сердце.

Воодушевление и теплота, внезапно наполнившие президентский кабинет, также внезапно испарились. Взгляд Егоршина, только что горящий, стал мутным, как у соленой сельди. Повисла пауза…

– Вы, Владыка, какой собор имеете в виду? – спросил, наконец, президент Тафаларской республики после почти минутного молчания. Евсевий уже понял, что он сказал явно не то, что от него хотели услышать, но отступать теперь было нельзя.

– Кафедральный собор епархии, в Мангазейске, – внятно, стараясь придать своему голосу максимально уверенную интонацию, ответил он.

– Ах, в Мангазейске… – вяло сказал Егоршин. – Но ведь это, вы сами понимаете, другая область, другой субъект Федерации…

Архиерей понимающе, многозначительно кивал головой; тут уже лучше было молчать.

– А вот еще что, Владыко, – продолжал Егоршин, и голос его вновь приобрел заинтересованную и как будто даже ядовитую интонацию. – Разумеется, у нас Церковь отделена от государства, и мы в ее внутренние дела не вмешиваемся… Ни в коем случае, и я в том числе… Но хотелось бы спросить: насколько я знаю, и вот отец Виктор даже об этом говорил, – при упоминании Джамшадова архиерей напрягся, причем настолько явно, что благочинный бросил на него недоуменно-испуганный взгляд, – ведь по правилам на каждый субъект Федерации полагается одна епархия?

– Не совсем, – архиерей старался отвечать размеренно и спокойно, однако в жесте, которым он поправил висевшую на груди панагию, угадывалась нервная напряженность. – То есть обычно, действительно, епархия включает в свой состав один субъект – область, край и так далее. Но ситуации бывают разные. Например, в советское время, когда храмов было мало, Иркутская епархия включала в свой состав все земли, вплоть до Дальнего Востока. Если в области или крае налажена церковная жизнь, много храмов, есть монастыри – тогда можно говорить об отдельной епархии. А если нет, то тогда в состав епархии включается несколько областей или, как у нас, республика и область.

– А сколько нужно храмов для того, чтобы создать отдельную епархию в Тафаларской республике? – напрямую спросил Егоршин.

– Ну, какого-то определенного правила, чтобы там двести храмов было, или пятьсот, чтобы создать епархию – такого правила нет, – ответил Евсевий. – Решение принимает священноначалие Русской Православной Церкви, и если оно считает, что духовная жизнь, церковное устроение на той или иной территории до этого доросли, что там необходим епископ – тогда епархия создается.

Егоршин кивнул и продолжил задавать вопросы:

– Так чего все-таки не хватает Тафаларии, чтобы здесь создать епархию?

– Ну, во-первых, решение буду принимать не я… – начал Евсевий.

– Да, я понял, – сказал Егоршин. – Но к вашему мнению наверняка прислушиваются. Поймите правильно, это ваши внутренние дела, но я лично должен знать. Потому что вот я лично не понимаю, почему нельзя здесь сделать свою епархию. Кстати, Владыка Евграф, когда раньше к нам приезжал, говорил, что он только «за».

Положение становилось приблизительно безвыходным. Нужно было давать определенный ответ, а вот этого Евсевий как раз делать не хотел. Однако деваться было некуда.

– Юрий Никитич, – начал он, и в голосе его и Егоршин, и Джамшадов уловили легкие нотки раздражения. – Я же не говорю, что я против того, чтобы у вас здесь была собственная епархия. Скажу больше, я уверен, что со временем это необходимо будет сделать. Но сейчас это время еще не пришло. Храмов здесь меньше, чем в любом благочинии какой-нибудь Ярославской или Владимирской епархии. Монастырей нет совсем, Спасо-Преображенский монастырь только-только возрождаться начал. Вот построим больше храмов, обустроим – и тогда можно и епархию! А пока у нас силенок не хватает. Ведь епархия – это еще и дополнительные расходы, а мы их сейчас просто не потянем.