Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

дружбу и ссылку», «своею изменою степи жег», умышленно задерживал продвижение войск[405]. Вместе с тем некоторые свидетельства доноса старшины, что Самойлович не желал участвовать в Крымском походе, что торопил с выходом Голицына, не собрав еще собственные войска, что не заботился о поимке языков и тушении степных пожаров (вопреки просьбам старшины), настаивал на возвращении на военном совете 17 июня, критиковал стратегию Голицына атаковать Крым большими массами войска и др.[406], выглядят вполне правдоподобно, а частично и подтверждаются иными источниками. Однако вовсе не эти факторы были решающими — все перевешивало желание Голицына переложить на гетмана, открыто перечившего главнокомандующему на решающем совете, всю ответственность за неудачу похода. Кроме того, главнокомандующий выместил на Самойловиче все раздражение и горечь за неудачу его собственных планов по установлению над Крымским ханством русского протектората. «То ведаю, что хотели татары быть в подданстве, естли бы не гетман старой воровал», — убеждал Голицын Шакловитого[407].

Вместо свергнутого Самойловича гетманом при поддержке русских властей и лично Голицына стал Иван Мазепа, избранный на Коломакской раде 25 июля 1687 г. Смена гетмана стала главным политическим итогом первого Крымского похода[408].

29 июля Мазепа во главе с казаками покинул русский стан, а 3 августа русское войско выступило из лагеря под Коломаком, разбив новый лагерь у р. Мерло[409]. После возвращения Шакловитого 1 августа в Москве подготовлена царская грамота В. В. Голицыну, уже открыто констатировавшая неудачу экспедиции: «нынешнее настоящее воинское дело совершенства своего по нашему великих государей изволению не восприяло». Служба боярина и воеводы тем не менее все равно удостоилась официальной похвалы. Ему приказывалось из лагеря на р. Коломак с полками «отступить в великоросийские городы», где ожидать указа о роспуске армии[410]. При этом часть войск Голицыну следовало оставить для обороны южных границ (см. об этом далее), а большую часть армии перед роспуском пересмотреть, пушки, пушечные припасы и другое снаряжение оставить в городах Белгородского полка по своему рассмотрению[411]. Другой царской грамотой Голицыну, Шеину и Леонтьеву указывалось после роспуска ратных людей ехать в Москву[412]. Голицын получил все эти указания 6 августа, в лагере у р. Мерло «с крымской стороны на степи», недалеко от Колонтаева и Красного Кута. В ответной отписке он замечал, что к великороссийским городам столь огромному войску идти невозможно, поскольку «те городы пашнями и полями ростояние имеют в самых ближних местех и конских кормов, которыми удоволствуются тех городов жители про свои домашние нужды нигде нет». Кроме того, войско могло вытоптать в окрестных полях все «посевные хлебы»[413].

8 августа состоялся генеральный смотр армии после похода, а 14 августа в лагерь прибыл гонец В. П. Шереметев с указом о ее роспуске. В тот же день войскам была объявлена царская похвала и милость за поход, началась раздача его участникам «золотых медалей» разной стоимости в зависимости от чина (рядовым — позолоченные копейки)[414]. В. В. Голицын объявил о роспуске войск 15 августа. На следующий день отдельные отряды начали расходиться из лагеря на р. Мерло, а главнокомандующий с товарищами двинулся в столицу[415]. Навстречу им был выслан ближний окольничий В. С. Нарбеков с очередным царским «милостивым словом». Нарбеков встретил Голицына, когда тот выехал из Тулы[416]. 4 сентября в воскресенье Голицын прибыл в Москву[417].

Оборона южного пограничья во время и после первого Крымского похода

Для защиты южных рубежей во время похода было решено сформировать своего рода «обсервационный корпус» — «Украинный разряд»[418], в задачу которого входило прикрытие городов Белгородского разряда от возможных порывов татар, пока главная армия Голицына маршировала на Крым. Начальство над ним было поручено Белгородскому воеводе князю М. А. Голицыну, товарищами которого были назначены боярин князь М. Г. Ромодановский и думный дворянин А. И. Хитрово. Основная, наиболее укомплектованная часть полков Белгородского разряда участвовала в Крымском походе. Первоначально под началом М. А. Голицына остались лишь Елецкий рейтарский полк Кашпира Гулица и Воронежский солдатский полк Юхана Липстрома (Ефима Липстора). Позднее ему оставили еще несколько полков (см. об этом далее). Поскольку местных контингентов было тем не менее недостаточно, для обороны черты направили силы Казанского разряда: 5,9 тыс. низовой конницы, рейтарский полк генерал-майора Якова Бильса (1064 человека) и три солдатских полка полковников Христофора Кро, Юрия Литензона и Григория Буйнова (4070 человек)[419]. В начале мая корпус М.А. Голицына дополнительно усилили полком московских стрельцов Герасима Нелидова (530 человек), слободскими казаками Сумского (1550 человек), Харьковского (3928 человек), Ахтырского (596 человек) и Острогожского (1795 человек) полков. Всего в трех воеводских полках Голицына, Хитрово и Ромодановского планировалось собрать чуть более 21 тыс. человек.

Развертывание корпуса М. А. Голицына отразило все известные пороки организации войск второго эшелона в условиях, когда все ресурсы в первую очередь направлялись в действующую армию: некомплект рядового состава, нехватку офицеров, недостаток вооружения. Сам сбор ратных людей происходил со значительными задержками. На 3 апреля в Белгород к М. А. Голицыну явилось лишь около 5,2 тыс. человек, то есть четверть от назначенного на службу числа. В Симбирском солдатском полку Х. Кро неявка рядового состава составляла более 40 % (явились на службу 869 солдат из назначенных 1458 человек). При этом некомплект офицерского состава был также крайне высоким: из 33 штатных офицеров полка Кро на службу прибыли 9, включая и самого полковника; а в полк Г. Буйнова — 11 офицеров из 33 положенных по штатам. В полку К. Гулица из 757 явившихся к определенному сроку рейтар почти половина (363 человека) не имели никакого огнестрельного оружия, а лишь 100 человек имели более-менее полный оружейный комплект — по карабину и пистолету. Наконец, каждому солдатскому полку полагалось шесть двухфунтовых полковых пищалей, но в Белгороде вместо 24 (на четыре полка) нашлось лишь 11. Остальные орудия собирались по городам Белгородского разряда более месяца.

В мае войска были распределены между полковыми воеводами. М. А. Голицын со своими отрядами, которые по спискам должны были насчитывать более 10 тыс. человек (4 роты московских чинов численностью 469 человек, 520 городовых дворян и детей боярских, 3069 человек конницы низовых городов, рейтарский полк Бильса, солдатские полки Кро и Липстрома, стрелецкий полк Нелидова), расположился в Чугуеве, севернее от Изюмской черты. А. И. Хитрово дислоцировался на западном фланге черты, в Валках. Позднее его полк переместился южнее, в Коломак. Войско А. И. Хитрово по спискам должно было насчитывать около 3,5 тыс. человек (по данным В. С. Великанова, слободские казаки