Четвертая рука - Джон Ирвинг

— Простите, я могу поговорить с доктором Заяцем? Он дома? — вежливо осведомился Уоллингфорд.

— Это мисс Заяц, — сухо сообщила Ирма. — Кто его спрашивает?

— Патрик Уоллингфорд. Доктор Заяц оперировал меня…

— Ники! — тут же услышал Патрик вопль миссис Заяц, хоть она и прикрыла трубку рукой. — Это парень, которого лев погрыз!

Затем послышался детский голосок, лай собаки и глухой стук мяча. Заскрипел отодвигаемый стул, по полу зацокали собачьи когти. Играют или пытаются отнять мяч у собаки? Наконец Заяц подошел к телефону; он слегка запыхался.

Закончив описывать неприятные ощущения в культе, Уоллингфорд предположил с некоторой надеждой:

— Может быть, это просто погода?..

— Погода? — переспросил Заяц.

— Ну, понимаете, сейчас такая жара…

— Но ведь вы, по-моему, все время в помещении сидите, — сказал Заяц. — Разве у вас в Нью-Йорке кондиционера нет?

— Видите ли, — снова принялся описывать свои ощущения Патрик, — это не всегда именно боль. Иногда кажется, что-то вот-вот начнется, но так ничего и не происходит. Сперва вроде бы ожидаешь острой боли, но она не возникает, и это покалывание прекращается, едва начавшись. Словно кто-то его выключает… как электричество…

— Именно так! — сказал доктор Заяц. — Ничего удивительного. — Он напомнил Патрику, что всего через пять месяцев после пересадки у него полностью регенерировались нервные окончания на двадцати двух сантиметрах предплечья.

— Я помню, — сказал Уоллингфорд.

— Вот и подумайте: ведь эти нервы должны как-то проявлять себя, правда?

— Но почему они проявляют себя именно сейчас? — удивился Уоллингфорд. — Ведь после ампутации прошел уже целый год! Я, конечно, что-то ощущал и новой рукой, но далеко не так! А сейчас мне кажется, будто я касаюсь чего-то средним и указательным пальцами левой руки, только… у меня ведь их нет! И руки тоже.

—А что с вами вообще сейчас происходит? — вместо ответа спросил доктор Заяц. — Мне кажется, вы испытываете некий стресс. Это связано с работой? И как обстоят дела на личном фронте? Есть ли какие-нибудь перемены? Помнится, это вызывало у вас некоторую озабоченность — во всяком случае, вы сами мне так говорили. Но, так или иначе, вы должны знать: на состояние нервной системы влияет великое множество различных факторов, а значит, в действие вступают и те нервные окончания… которые были отрезаны!

— Но ведь я все чувствую так, словно они и не были отрезаны! — воскликнул Уоллингфорд.

— Именно это я и хочу сказать, — поддержал его доктор. — То, что вы чувствуете, у медиков именуется «парестезия» — осязательные галлюцинации, ложные ощущения, которые невозможно определить. Те нервы, которые заставляли вас чувствовать боль, в частности при прикосновении к чему-либо средним или указательным пальцами вашей левой руки, были ампутированы дважды: первый раз львиными клыками, а потом — моим скальпелем! Но перерезанные нервные волокна на конце культи все равно остались, как и миллионы других нервных окончаний, которые тоже куда-то ведут. И когда этот нервный узел получает сигнал — когда вы, скажем, касаетесь чего-то своей культей, или вспоминаете о чем-то, или же вам что-то такое снится, — то сигнал оказывается не менее ярким, чем раньше, когда рука была еще на месте. И ощущение, которое вроде бы исходит оттуда, где прежде была ваша левая кисть, регистрируется нервными волокнами и передается дальше, в мозг. Как и от здоровых пальцев. Я понятно объясняю?

— Да вроде бы, — пробормотал Уоллингфорд («Не очень-то!» — вот что следовало ответить!) и снова поглядел на свою культю: там опять принялись ползать и больно кусаться невидимые «муравьи». Патрик забыл сразу сообщить доктору Заяцу об этом ощущении, а теперь доктор не давал ему возможности вставить ни слова.

Но Заяц и сам догадался, что пациент не совсем удовлетворен его ответами, и предложил:

— Знаете что, если эти ощущения вас беспокоят, прилетайте-ка сюда. Остановитесь в хорошей гостинице, а утром я вас осмотрю.

— Утром? — удивился Патрик. — Но ведь завтра суббота! Мне бы не хотелось нарушать ваши планы…

— Ничего, я все равно никуда не собираюсь, — успокоил его доктор Заяц. — Нужно только найти кого-нибудь из охраны, чтобы нам входную дверь отперли. У меня такое уже случалось. А ключ от кабинета у меня свой.

Если честно, рука не настолько беспокоила Уол-лингфорда, чтобы лететь в Бостон, но делать ему в этот уик-энд было решительно нечего.

— Ну же, решайтесь! Садитесь на шаттл, и вперед, — настаивал Заяц. — А утром встретимся, и, надеюсь, мне удастся вас успокоить.

— В котором часу встречаемся? — спросил Уоллингфорд.

— В десять, — сказал Заяц. — Поезжайте в отель «Чарльз» — это в Кембридже, на Беннет-стрит, возле Харвард-сквер. Огромный гимнастический зал и бассейн.

Уоллингфорд сдался:

—Ладно. Сейчас попробую забронировать номер.

— Я сам закажу вам номер, — сказал Заяц. — Меня там хорошо знают, да и у Ирмы — членская карточка их «Клуба здоровья».

«Ирма, — подумал Уоллингфорд, — видимо, его жена, та самая особа с довольно противным голосом».

— Спасибо…

И это было последнее, что Уоллингфорд успел сказать доктору: послышались веселые вопли Руди, цокот собачьих когтей, злобное рычание и удары тяжелого мяча. «Только не надо мне на живот!» — закричала Ирма так пронзительно, что Патрик даже удивился: чего это не надо ей на живот? Откуда ему было знать, что Ирма беременна и, мало того, ждет двойню. Хотя рожать ей предстояло не раньше середины сентября, она уже так раздалась, что стала шире самой широкой птичьей клетки в доме у Заяца. Неудивительно, что она опасалась за свой живот.

Патрик попрощался с коллегами; он никогда не уходил из редакции последним. И сегодня тоже не хотел задерживаться. В холле у лифтов его поджидала Мэри. Она подслушивала, когда он разговаривал по телефону, и совсем запуталась. Лицо у нее было зареванное.

— Кто это? — выпалила она.

— Ты о ком? — спросил Уоллингфорд.

— Она, наверно, замужем, раз вы встречаетесь утром в субботу?

— Мэри, ради бога…

— Ну а чьи же планы на уик-энд тебе не хотелось бы нарушать, а? — ехидно спросила Мэри. — Теперь, значит, это так называется!

— Мэри, я еду в Бостон, чтобы показать руку своему хирургу.

— Один?

— Да, один.

— Возьми меня с собой, — попросила она. — Ну, возьми! Раз ты едешь один, а? В конце концов, сколько у тебя займет визит к врачу? А все остальное время мы могли бы провести вместе!

И тогда он решился — хотя риск был огромный — сказать ей все.

— Мэри, я не могу взять тебя с собой. И не хочу, чтобы ты родила мне ребенка. Пойми,у меня уже есть ребенок, и я, к сожалению, слишком редко его вижу. Мне не нужен еще один ребенок, с которым я буду встречаться от случая к случаю — когда разрешат.