Повседневная жизнь российских железных дорог - Алексей Вульфов

Сегодня (2006 год) здесь остался последний живой узкоколейный участок: Тумская — Голованова Дача. Статистика такова: один тепловоз ТУ7, два 30-местных вагона, две проводницы, четыре машиниста, дорожный мастер и четыре путейца на 32 км пути — вот и всё его хозяйство. Поезд ходит четыре раза в неделю два раза в день. Финансы? Доходы от перевозки в 20 раз меньше расходов… Возмещает этот убыток администрация Спас-Клепиковского района. Почему? Да потому что как не было других дорог на Голованову Дачу при царе, так и сегодня их нет. Если «узкую» закроют — населению Курши и Головановки конкретная погибель.

…С большим энтузиастом истории железных дорог, инженером-локомотивщиком Константином Ивановым и директором единственного в России Переславского узкоколейного музея Вадимом Мироновым ездили в Тумскую в ноябре 1997 года. 953-й «узкий» выходил из Тумской в 14.00, билет до Головановой Дачи стоил в тогдашних деньгах 4 рубля 20 копеек. Поехали на нем с Богом!

Подергиваясь и качаясь, бряцая цепями стяжек и полязгивая буферами, как 100 лет назад, продвигаясь словно через силу, спотыкаясь, как крестьянская телега на кочках, едет маленький, необычайно уютный поезд. Сперва полями до разъезда Гуреевский, чудесно сохранившего в своих первозданных домиках всю старинную суть дороги, столетний ее дух, а затем отворачивает на Куршу, Головановку, в леса… Где над линией доныне перелетают глухари, путь перескакивают зайчихи и в немалом количестве волки (даже отстреливать их иногда приходится). Близкие ветви деревьев часто гладят вагон. Скорость — 15 км/ч, а когда-то пассажирские ходили здесь 80 км/ч!

Бытовой антураж вагона, помню, мало отличался от описанного Паустовским в «Мещерской стороне», от времен, когда паровоз «имел обидное прозвище „мерин“». Вагоны, когда мы ехали, были забиты битком, люди стояли даже в тесных тамбурах. Наслушался всяких мелочей о дороге, типических для мира узкоколеек. Например, что в Головановой Даче нет никакой связи с окружающим миром, кроме леспромхозовской рации, — столбы телефонки в лесу рухнули… Что иногда неделями нет электричества. Что неизвестно почему вдруг отменили вагон-лавку и продовольствие в Головановку и Куршу доставляют отныне в авоськах — кто как может. Что на глазах пассажиров и машинистов летом сгорел вокзал «на Курше»: у него за ветхостью обвалилась дымовая труба, искры рассыпались по крыше — и занялось. Живший в вокзале путеец в это время спал, прибывшая с поездом бригада разбудила его, когда дом уже горел. Тот сперва-то выскочил наружу, но после бросился в окно за документами в самый дым…

Пока маневрировал тепловоз в Гуреевском, перебираясь в хвост состава, чтобы поехать в обратную сторону на Головановку, узнали от дорожного мастера, что для того, чтобы добираться до работы, он приспособил к путейской тележке личный мотоцикл — и разъезжал по линии как по автобану! И про то, как однажды зимой поехали после метелей на линию со снегоочистителем да так вместе с ним и завязли в самой чаще в сугробах, — за подмогой в Туму машинист бежал 10 верст пешком, опасаясь волков.

Вот и Голованова Дача — тупиковая станция. На большой поляне в лесу стоят избы, заколоченный вокзал с царским еще билетным компостером, заколоченный продмаг, заколоченный клуб. Люди, выстроившись в ряд, встречают поезд. Это традиция здесь такая. Тягостно думать о том, что, когда поезд уйдет, люди остаются здесь одни… По зимнику в Головановку можно в сухую погоду проехать на УАЗе, да и то лишь из соседних деревень.

Но раньше, до войны, это не был тупик. От Головановки тянулся еще один ус в исправительно-трудовой лагерь, где занимались заготовкой леса, поставлявшегося в… Германию, на завод Мессершмитта. Последнюю отправку осуществили 22 июня 1941 года.

…Обратно в Туму ехали ясной морозной ночью под гирляндами звезд, и фара тепловоза художественно высвечивала плывущие прямо у окна узоры ветвей. Во мраке вагона с единственным мелькавшим, как светляк, фонариком проводницы двигались, словно в неком блаженном безвременье…

Узнавал недавно у патриота и краеведа этих мест Геннадия Старостина в Туме: говорит, и сейчас такая же эта дорога. Живет как божье существо: нужна — вот и живет. Хорошо сказал про тумскую узкоколейку Вадим Миронов: «Она под стать Мещере — застенчивая труженица с неброской красотой и очарованием, оценить которые можно только неторопливым взглядом».

Уверен — эту дорогу необходимо во что бы то ни стало сохранить живой. Она — часть нашей истории. Гибель ее станет необратимой и для нее самой, «застенчивой труженицы», и для сотен людей на отрешенном пространстве Мещеры, в глубинах России…

Одна из причин гибели узкоколеек — сокращение добычи торфа. Он в прежних количествах уже не нужен — электростанции везде перешли на газ или мазут. Ценные леса в Центральной России в основном уже вырубили, так что и тут узкоколейкам нет назначения, тем более что сейчас прямо с вырубок увозят лес в автотрейлерах. Уходят узкоколейки. Их всё меньше, а будет совсем мало — недаром прекратили выпуск вагонов ПВ-40.

В поселке Талицы Переславского района Ярославской области есть уникальный музей узкоколеек. Впечатление от его посещения с замечательной лиричностью выразил современный исследователь истории локомотивов, фотограф и писатель Леонид Макаров в небольшом эссе под названием «Старый узкоколейный вагон»: «Отслуживший свое пассажирский вагон. Клепаные тележки, облезлые бока и шесть узких окон — все стекла опущены до конца вниз. Открытые площадки. Выйди на такую, обопрись о железный кованый поручень, посмотри вокруг, помечтай… Как будет покачиваться такой вагон, весомо вздрагивать на стыках слабого пути своими четырьмя осями. Закури, если куришь, а я лучше выпью сто грамм и пойду на площадку. Там удивительно свежий, пахнущий лесом и болотами воздух, и уже не стоит на месте, а не спеша плывет наш вагон… От Вологды до Архангельска? От Рязани до Владимира?

…Сколько часов мы будем ехать? А может, несколько суток? Но тот вагон поржавел и облупилась зеленая краска.

Безвременье.

Нет! Просто это затянувшаяся стоянка…

Вот они — пять путей полусонной станции. Редкие сосны, затерянные между ними черные избы. Драночные крыши и красные кирпичные грубы. Залает где-то собака, ребенок крикнет, замычит корова. Трещат кузнечики в высокой траве. В узком открытом окошке — совсем рядом, можешь дотронуться рукой, — острый нос снегоочистителя, ненужного до следующей зимы, а на последнем пути, в дрожащем знойном мареве — два маленьких брошенных паровоза, уткнувшихся в тупик…

…Трещат, заливаются кузнечики, и бабочки перелетают из одного открытого окна в другое. Стоянка четыре часа… Четыре месяца… Сорок лет.

Где та заповедная лесная сторона из моих снов? Где дальняя узкоколейка с поседевшим от старости длинным и низким паровозиком? Ответит ли мне старый вагон?

Может, задремать в нем под легкий шум сосен, а потом проснуться — и вот он, тот недоступный край…

Старый вагон, сотвори чудо, возьми меня с собой!

Тихо. Лишь бабочки перелетают из одного разбитого окна в другое».

Еще в начале 2000-х годов музей узкоколейки в Переславле был связан с сетью бывшей П.Ж.Д. — промышленной Переславской железной дороги (колея 750 мм), некогда самой мощной транспортной сетью в этом краю, занятой перевозкой пассажиров, торфа и иных грузов. Десятки паровозов здесь трудились в прежние времена! Сеть тянулась от Ольховской через Кубринск с ветками на Мшарово и Талицы, где имелось депо (здание нынешнего музея), до Вексы — большой узловой станции, далее после примыкания Переславской ветки шла северным берегом озера Плещеево через дремучий лес до станции Беклемишево. Там была перевалочная станция, на которой происходила стыковка узкоколейки с главным широким ходом Москва — Ярославль. Существовало пересечение с этой узкоколейкой Ярославского шоссе в двух местах — в самом Переславле у бывшей автостанции и на Ярославском шоссе между Переславлем и Петровском в лесу, у деревеньки Говырино, где был охраняемый переезд со шлагбаумом. Теперь на эти переезды и намека нет.