Бешеная стая - Михаил Нестеров

– Убей меня, – прохрипел Оранжевый. И тише добавил: – Я скажу…

Он просил убить его, но не смерти он хотел, а избавиться от боли. И свинцовая пуля в моем ружье виделась ему обезболивающей пилюлей.

Я передернул затвор ружья, загоняя патрон в ствол, и навел его прямо в лицо «бешеного пса».

– Они сейчас на Новогиреевской, у Белого. – Он назвал адрес.

– Ты тоже там был?

– Да. Уехал проведать Синего.

– Особенности квартиры – дверь металлическая?

– Да.

– Ты предварительно звонишь по телефону?

– Да, да!

Я видел его глаза, разрывающиеся от боли, и они торопили меня: скорее, скорее! И я невольно замедлил темп.

– Называешь какое-то кодовое слово?

– Просто говорю, что это я.

– Произнеси.

– Это я.

– Под каким именем у тебя сохранен номер Белого?

– Тройка. Просто тройка.

Ему стало намного легче после того, как он снял камень с души; не скажу, что мне стало чуточку тяжелее убивать его. Этот человек грабил и убивал, и место ему было, как сказал генерал, на скотомогильнике.

– Вспомни, падла, как ты держал Катю Смолину, а Розовый выкалывал ей глаза. Око за око, тварь!

Оранжевый проследил глазами за стволом, который уперся ему сначала в грудь, в ее левую половину. Но только сначала: я нажал на спусковой крючок, уперев ствол ружья ему в пах. Выстрел, и вслед за ним – душераздирающий вопль «бешеного пса».

– Ему повезет, если он проживет не пять, а три минуты, – сказал я Аннинскому, поближе подпихнув ногой к «бешеному» его руку с пистолетом. – Пусть попробует разжать свои мертвые пальцы живыми и застрелиться.

– А это умно придумано, – похвалил меня Аннинский и тут же поторопил. – Уходим.

И сделал то, чего я от него никак не ожидал: снял с головы дергавшегося в предсмертных судорогах бандита его шлем.

Мы едва успели сесть в его машину – мимо нас на огромной скорости по дороге пронеслись несколько полицейских машин. С улицы Сталеваров мы выехали на Зеленый проспект, там нас остановил дорожный патруль. Виталик опустил стекло и показал подоспевшему постовому удостоверение сотрудника полиции. Тот взял его в руки, посветил себе фонариком и вернул:

– Можете ехать.

Зеленый проспект как раз выводил нас на Новогиреевскую, где, по словам Оранжевого, собрались остальные члены банды. Нам требовалась передышка, но мы не могли позволить себе ни секунды отдыха. Один телефонный звонок кого-то из «Бешеных псов» Оранжевому ставил крест на нашей вылазке. Одно дело – позвонить и сказать стандартную, приевшуюся фразу «это я», голос в которой по сути не идентифицируется и она проскакивает автоматом, другое дело – отвечать, где ты, что с тобой, и отвечать обстоятельно, а значит, выдать себя. Если не ответить на звонок или отключить телефон, это также послужит «Бешеным псам» тревожным сигналом. Потому что Оранжевый поехал навестить засветившегося товарища. И они, услышав, что «абонент находится вне зоны сети», сыграют «атас».

Мы проехали мимо одного из восьми выходов станции метро «Новогиреево», и я вдруг всполошился: «Новогиреево» – конечная станция Калининской линии, дальше настоящий Говнодрюпинск. Но там жил Синий. А еще дальше – за Московской кольцевой, в районе Реутова, был дом Приказчиковых. И если поставить ножку циркуля на станции «Новогиреево», то расстояние до генеральского дома и дома Белого окажется одинаковое.

– Они все из одного района, – сказал я Аннинскому.

– Что? – спросил он, на миг отвлекаясь от дороги.

– «Бешеные псы» – они живут рядом. И квартира Розового где-то здесь. Адрес «13 стульев» помнишь? Он на Энтузиастов. На той же улице кинотеатр, где и познакомились Розовый и Блондин. Все в одном районе. Даже Старая дамба, где они убили официантку, не выходит за очерченный круг…

Мы с Аннинским посчитали оставшихся в живых бандитов – по пальцам одной руки: четверо. Они не отличались от тех, что уже были мертвы. Синий был тщедушным, но говнистым. Оранжевый был посильнее, вот и все. Блондин – дристучий гений, он оставил после себя столько эпитетов, что хватило бы на десяток бандитов. Шатен оказался Гулливером в стране лилипутов, которые связали его и казнили. «Все о них говорят, но никто их не видел» – это искусственный ореол таинственности.

Я заторопился сам и поторопил Виталика, который и так ехал на высокой скорости. Он пошел на этот риск ради нашей дружбы, и я для него стал тем же, кем стал Блондин для Розового. Сравнение было слабоватым, и я придержал его в себе. А пока я пролистал телефонную книжку Оранжевого, нашел в ней номер Белого – имя абонента «3». И еще несколько схожих: 1, 2, 4… Ни фамилий, ни кличек. Осторожные, суки!

Угол Новогиреевской и Федеративного проспекта; мне этот район был знаком в основном по дворцу спорта «Вымпел» и Спасо-Перовскому госпиталю, в котором я в свое время провалялся с воспалением легких. Аннинский свернул во двор дома номер 21, кирпичной пятиэтажки, не доезжая до светофора, как будто его отпугнул красный свет. Следующая панельная девятиэтажка слева была «наша». Он поставил машину у первого подъезда. Дождавшись, когда в сторону Новогиреевской пройдет группа подвыпивших парней, я набил патроны в опустевший наполовину подствольный магазин, мысленно готовясь бесцеремонно, не меняя тактики, на раз-два-три высадить дверь Белого, однако Виталик предложил другой вариант, нахлобучив себе на голову шлем Оранжевого.

– Ты понял, да?

Обычно он обращался с такой полуулыбкой, когда был хорошо навеселе и хотел подколоть меня, обхватывал рукой за затылок, касался лбом моего лба; и часто в такие моменты проявления телячьих нежностей он предлагал мне надраться.

Мы поднялись на третий этаж, встали у двери Белого. Я набрал его номер на мобильнике Оранжевого и нажал на клавишу соединения. Приподняв шлем и глядя на свое отражение в защитном щитке шлема Аннинского, я ждал ответа. Через пару секунд я впервые услышал голос Белого. И его вопрос прозвучал стандартно, как будто он озвучил эсэмэску:

– Ты где?

Ответ «это я» отпал. Родился другой, еще более короткий.

– Здесь.

И, чтобы не дополнять, где здесь, и не ввязываться в переговоры, я нажал на кнопку звонка. Тут же вырубил телефон и поправил на голове шлем. Чуть слышно бросил Аннинскому:

– Их четверо.

– А нас двое. Или мы, или они. Кто останется жив – будет смеяться.

Дверной глазок заслонила чья-то тень, чей-то голос сказал: «Оба пришли». И дверь открылась. Аннинский, в этот раз выбравший дробовик, первым разрядил оружие в бандита, открывшего нам дверь. Они не успели даже ответить огнем. Только один, сидевший с краю на диване, вскинул руку с пистолетом в нашу сторону. Я выстрелил в него, целясь в середину груди. Медвежий заряд проделал у него в груди дырку размером с кулак. И тот, что сидел в середине, поднял руки над головой.