Хождение в Похъёлу - Никита Тихомиров

Всадники понукали суури, и те перешли на бег. Расстояние между ними и Вёёниемином неумолимо сокращалось. Он не оглядывался. Главное — успеть скрыться за деревьями. Полетели стрелы. Пара впилась в землю у него под ногами. Видимо тряска мешала чужакам хорошенько прицелиться.

Леса он достиг много раньше, чем враги приблизились на опасное расстояние. Он бежал на север.

Оглянувшись, он увидел, как чужаки соскакивают с суури. Будут гнаться.

До темноты он не останавливался, хотя совершенно выбился из сил. Прикорнул в корнях одинокого кедра, сжавшись в клубочек на толстой подстилке нападавшей хвои. Утром, едва рассвело, свернул к западу. Теперь прямой путь на юг для него окончательно отрезан. Он больше не станет рисковать. Насколько возможно, дальше пойдёт в сторону заката, а там будет видно.

Через три дня они повернули обратно. Два дня погони оказались тщетными — пришелец ускользнул. Можно было и дальше выискивать его на опушке леса, но поймать вряд ли бы удалось. Следы были потеряны. Вернувшись на то место, где Кейто впервые увидел чужака, Альто и Сурьи-иска были неприятно удивлены, найдя Кеинаамина занятого уходом за Кейто. Молодой охотник был серьёзно ранен: ранение от стрелы, само по себе тяжёлое, усугублялось ещё и переломом ноги. Кеинаамин сделал всё, что было возможно. Удалил обломок стрелы вместе с наконечником, вправил кости ноги и наложил шины, но состояние Кейто ухудшалось. Если поначалу у Альто ещё было желание продолжить погоню, то после ночи, проведённой подле раненого, оно улетучилось безвозвратно. Кейто всю ночь стонал и кричал от нестерпимой боли. Временами терял сознание, ненадолго замолкая, а едва очнувшись, вновь кричал и выл. Охотники не сомкнули глаз, сидя у его ложа. Отвар из трав, который должен был уменьшить его страдания, почему-то помогал плохо.

К утру раненый снова впал в забытье. Охотники наскоро перекусили, соорудили волокушу из стволов молоденьких елей, закрепили её на Савусто и, переложив на неё Кейто, отправились в сторону дома.

Альто ехал верхом на Савусто, часто оглядываясь на Кейто. Он был мрачен и с самого момента отъезда не проронил ни слова. Товарищи же, пугаясь выражения его лица, решили за благо оставить его в покое. Как посмотрит он в глаза Лоукки — он, не выполнивший её наказа? Не проклянёт ли? Не отвернутся ли от него души предков? Как будут смотреть на него сородичи? Ответов он не знал. Знал только, что виноват. И не может быть ему прощения. Это из-за него пострадал юный Кейто. Он, Альто, брат Лоукки, в ответе за всё…

Мимо чередой тянулись увешанные сивыми бородами лишайников ели. Лес был настороженно тих. Из чащи наплывали седые кудри туманов. Мглистое небо цеплялось за колючие верхушки деревьев. Сурьи шли тихо, покачивая лохматыми головами. А на груде лапника, кинутого на волокушу, стонал и плакал в горячечном бреду Кейто.

Восемнадцать подростков должны были поститься по очереди. В тех самых кувасах, что стояли вокруг общего балагана. За раз поститься могло семь человек — по числу шалашей. Во время поста запрещалось принимать какую-либо пищу, а пить давали только после захода солнца. В течение дня постящиеся юноши должны были повторять слова молитвы, которой их накануне обучил помощник жреца, как можно большее количество раз.

Каждый постящийся должен был увидеть вещий сон. Определять же, является сон вещим или нет, должен был опять же Тыйхи. Каждое утро он обходил кувасы и выслушивал юношей. Некоторых отпускал в общее жилище, другим назначал продолжать пост.

Пойкко не попал в число первых постящихся. Вместе с Итки они прождали лишних четыре дня. Потом к ним пришёл Тыйхи и отвёл каждого в отдельный кувас.

У Пойкко было много вопросов, но, попробовав заговорить с помощником ноия, он получил столь резкий отпор, что мигом умолк, обиженно уставившись в сторону.

— Выходить из куваса запрещается, что бы ни случилось. Звать кого-нибудь, говорить с кем-либо тоже нельзя, — начал увещевать его Тыйхи, остановившись на входе. — Воду принесу вечером. Молись! Помни, тебя слушают предки! От твоего усердия зависит твоя судьба. Не посрамись!

Затем он пододвинул носком пэйги пустой бурдюк, валявшийся снаружи, и добавил:

— Нужду будешь справлять сюда.

Пойкко мельком поднял глаза на старика, и тот вдруг озорно подмигнул и вполне дружелюбно улыбнулся.

— Ты не особо-то бойся, — приглушённым голосом сказал он. — Страшного ничего не произойдёт. Смирись и прояви терпение. Немного осталось!

Он ещё раз подмигнул Пойкко и, усмехнувшись в седые усы, неуклюже, по-гусиному, вышел из куваса, оставив юношу наедине с самим собой. Пойкко осмотрелся, забрался на охапку сухих трав, подтянул голые коленки и положил на них голову. По обнажённой спине бегали мурашки. Туманное утро дышало холодом.

Пойкко продержался шесть дней. Истинное видение долго не приходило к нему. Тыйхи, который навещал постящихся по вечерам, на третий день велел ему не пить. Постящимся и без того не давали вдосталь воды, и Пойкко уже к исходу четвёртого дня еле двигался. Голый, озябший, голодный, мучимый страшной жаждой, он забрался в самое тёмное место в хижине и, привалившись к стене, так и застыл в полудрёме, ожидая, когда боги ниспошлют ему вещий сон. На шестой день Пойкко утратил связь с миром: завалившись навзничь, без движения, едва дыша, провалялся у дальней стенки. Когда солнце коснулось вершин деревьев, проходящий мимо Тыйхи велел забрать его и перенести к остальным мальчикам.

Почти бездыханного, его приволокли под руки в общее жилище двое охотников Сууто с прикрытыми от сглаза лицами. Растолкав вертевшихся под ногами подростков, они бросили Пойкко на указанное Итки ложе и удалились. Итки потряс друга за плечо, но тот никак не отреагировал. Столпившаяся вокруг молодёжь, теряя интерес, начала расходиться, и вскоре Итки остался один у постели Пойкко.

Позже пришёл помощник колдуна и, отогнав Итки, влил в рот Пойкко какую-то жижу из деревянной миски. Затем достал из маленького мешочка бурый порошок и поднёс к носу юноши. Пойкко чихнул, закашлялся и начал приходить в себя — заелозил ногами, тихо застонал. Когда дрожащие веки его приоткрылись, Тыйхи удовлетворённо хмыкнул и велел принести тёплой похлёбки, которую готовили позади балагана двое парней по его указанию и которой отпаивали каждого прошедшего испытание. Прогнав всех наружу, Тыйхи положил голову Пойкко себе на колени и поднёс миску к его растрескавшимся губам. Пойкко робко пригубил желтоватый бульон и неловко, словно во рту у него была колючая шишка, сглотнул. В желудке заурчало, забулькало.

— Ну вот, — снова улыбнулся помощник ноия. — Ешь, и силы вернутся.

Пойкко глотнул ещё. Отдышался, прислушиваясь к ощущениям внутри. Сделал ещё пару глотков. И почувствовал страшный голод. Потянулся к миске, жадно потянул бульон.

— Осторожнее! — Тыйхи отодвинул миску и отставил её подальше. — Не так быстро! Есть много тебе нельзя.